Онлайн книга «Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге»
|
А потом все мысли развеялись перед красотой этой мелодии и этого танца. – Пора! – точно гром, прогремел голос Мевураха. И Мег снова оказалась рядом с Прогиноскесом, в биении громадного сердца, и провалилась в темноту его ока, навстречу… Нет! Ее охватило пламя. Мег почувствовала мощный рывок, нарушивший космический ритм, – искажение, диссонанс… Девочка пыталась закричать – но не могла издать ни звука. Боль была так сильна, что казалось, она и секунды не выдержит; еще мгновение – и боль уничтожит ее. Потом боль миновала, и Мег вновь ощутила биение херувимского сердца: торопливое и довольно неровное. – Разве обязательно было делать так больно? Страх и боль заставили ее говорить громко и сердито. Руки и ноги у нее мелко тряслись. С Прогиноскесом, похоже, что-то было не так: сердце у него продолжало неровно колотиться. Мег почудилось, что она услышала его мысль: – Мы чудом разминулись с эхтром. Сама она дышала неглубоко и часто. Мег чувствовала, что она вся тут, что все ее атомы вновь собрались вместе, что это она, Мег; и все же, открыв глаза, она не увидела ничего, кроме странной, глубокой зеленоватой темноты. Она вслушивалась изо всех сил, и наконец сквозь ровное жужжание, похожее на треск сверчков в летнюю ночь, вроде бы расслышала – или скорее почувствовала – ровную, ритмичную пульсацию. – Прого, где мы? – В Иаде. – Ты хочешь сказать, мы внутри Чарльза Уоллеса? В одной из его митохондрий? – Да. Это просто в голове не укладывалось! – А что это за стук такой? Это сердце Чарльза Уоллеса? Прогиноскес отрицательно шевельнулся внутри ее разума. – Нет, это ритм Иады. – А похоже на сердце… – Мегги, мы сейчас живем не по земному времени: мы же внутри Иады. По времени фарандол один удар сердца Чарльза Уоллеса занимает лет десять. Мег содрогнулась. Руки и ноги у нее по-прежнему тряслись и были как ватные. Она зажмурилась, пытаясь привыкнуть к этой темноте. – Прого, я ничего не вижу! – Тут, внутри, никто ничего не видит, Мег. Глаза здесь ни к чему. Ее сердце колотилось испуганным контрапунктом к ритму самой митохондрии. Она даже почти не слушала, как Прогиноскес объясняет: – Это то, что можно назвать «циркадным ритмом». Все живое нуждается в ритме, который… – Прого! Мевурах! Я не могу двигаться! Она ощутила присутствие Прогиноскеса в своих мыслях. Его собственные мысли заметно поуспокоились – херувим приходил в себя после того, что его так напугало и причинило ей такую боль. – Мевурах с нами не пришел. – Почему? – Сейчас не время для глупых вопросов. – Почему он глупый? Почему я ничего не вижу? Почему я не могу двигаться? – Мег, прекрати паниковать, а не то я не смогу вникать вместе с тобой. И тогда мы не сможем ничем помочь друг другу. Мег изо всех сил старалась успокоиться, но с каждым ударом сердца напряжение и страх лишь росли в ней. Как только может ее сердце биться так часто, если сердце Чарльза Уоллеса совершает один удар в десять лет? – Время имеет не больше значения, чем размеры! – громко подумал ей Прогиноскес. – Все, что от тебя требуется, – это быть здесь и сейчас, в том моменте, который нам дан. – Но ведь я же себя не чувствую! Я не я! Я теперь часть Чарльза Уоллеса! – Мег. Тебе дано Имя, и это навеки. – Но, Прого… – Повторяй таблицу умножения. – Ну вот и кто теперь говорит глупости? – Мегги, это тебе поможет прийти в себя. Попробуй! – Не могу! Все мысли как будто окоченели. Она бы сейчас и до десяти досчитать не смогла. – Сколько будет семью восемь? – Пятьдесят шесть, – машинально ответила Мег. – Сколько будет две трети умножить на пять седьмых? В голове стремительно прояснялось. – Десять двадцать первых. – Какое следующее простое число после шестидесяти семи? – Семьдесят один. – Ну что, мы уже можем думать вместе? – чрезвычайно озабоченно спросил Прогиноскес. Сосредоточенность херувима помогла Мег справиться с паникой. – Да, все в порядке. А где Кальвин? Где мистер Дженкинс? И где этот… этот Спорос? – Они все здесь. Ты скоро сможешь вникать вместе с ними. Но сперва нам надо выяснить, в чем состоит второе испытание. – Выяснить? – Мег все еще туго соображала после пережитой боли и страха. – Ну да, так же как мы выясняли, в чем состояло первое, – очень терпеливо объяснил херувим. – В тот раз ты догадался, – сказала Мег. – А ты не знаешь, в чем состоит это? – Я так думаю, оно как-то связано со Споросом. – Но как? – Это-то нам и предстоит выяснить. – Значит, надо спешить! – Она с трудом сдерживала нетерпение. – Мег, мне придется работать с тобой и мистером Дженкинсом одновременно. Поскольку он не сумеет допустить меня в свой разум так же свободно, как ты, мне понадобится твоя помощь. Взрослые фарандолы не разговаривают, как люди, они вникают. – Как херувимы? – Некоторые из Древних – да. У тех, кто помоложе, это больше похоже на то, что вы бы назвали телепатией. Впрочем, это не важно; главное, что мистер Дженкинс вообще не поймет, что такое вникание, и тебе придется ему помогать. – Я попробую. Но тебе придется помогать мне, Прого. – Протяни правую руку… – Я ведь даже шевельнуться не могу! – Это не важно. Мысленно протяни. Вникни ее. Вникни в то, что мистер Дженкинс стоит рядом с тобой и что ты берешь его за руку. Получилось? – Я стараюсь… – Ты чувствуешь его руку? – Кажется, да. По крайней мере, я делаю вид, будто чувствую. – Держись за нее. Крепко. Чтобы он знал, что ты здесь. Ее рука, которая теперь была уже как бы и не ее, тем не менее переместилась привычным движением, и Мег показалось, что она чувствует слабое ответное прикосновение. Она попыталась мысленно обратиться к директору: – Мистер Дженкинс, вы тут? – Я… тут… Это было похоже на эхо знакомого голоса, хриплого от меловой пыли; но Мег чувствовала, что они с мистером Дженкинсом теперь вместе. |