Онлайн книга «Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге»
|
Мег спросила: – Ладно, хорошо, но при чем же тут эхтры? Ведь за всем этим стоят эхтры, верно? – За войной всегда стоят эхтры, – откликнулся Прогиноскес. Мег горестно обратилась к Сенексу, спокойному и могучему, точно дуб, но, в отличие от дуба, гибкому, способному гнуться вместе с ветром и волнами. – Сенекс, мы присланы, чтобы вам помочь, но мне не хватает сил, чтобы бороться с эхтрами. Я не могу помешать Споросу и прочим фарандолам убивать фарров. Сенекс, но ведь если им это удастся, они убьют и самих себя тоже, да? – Да, – холодно и спокойно ответил Сенекс. – Но это же безумие, – сказал мистер Дженкинс. – Любая война – безумие, – ответил Прогиноскес. – Однако, насколько я понимаю, – продолжал мистер Дженкинс, – мы сейчас являемся микроскопической частицей Чарльза Уоллеса? – Так и есть. – То есть если в то время, как мы находимся здесь, в этой самой митохондрии, Чарльз Уоллес умрет, то, следовательно, и мы… э-э… как бы это сказать… – Тоже умрем. – То есть мне придется бороться не только за жизнь Чарльза Уоллеса, но и за жизнь Мег, и Кальвина, и… – И за вашу тоже. Мег чувствовала, что своя собственная жизнь мистеру Дженкинсу совершенно безразлична. А принять ношу его заботы о себе она была пока не готова. – Не об этом сейчас надо думать! Думать надо о Чарльзе! Прогиноскес обратился к ее мыслям: – Сейчас ты не можешь проявить заботу о Чарльзе Уоллесе иначе, как заботой о Споросе. Как же ты не понимаешь, что все мы – часть друг друга и эхтры пытаются нас расколоть точно так же, как пытаются разрушить все Творение? Пляшущие фарандолы все кружили и визжали, и Мег показалось, что она слышит голос Спороса: – Мы не хотим быть ничьей частью! Мы – фарандолы, мы завладеем всей Иадой! А потом… – И жуткий пронзительный хохот ударил в уши Мег. И снова она кинулась в пляску, пытаясь вырвать Спороса из хоровода. Однако Сенекс остановил ее силой своего вникания: – Нет, не так. Силой тут ничего не сделаешь! – Но ведь Споросу же надо Углубиться! Он же обязан! И тут Мег краем сознания уловила перезвоны. Это Кальвин приблизился к Споросу, пытаясь дотянуться до него своей мысленной речью. Ответ Спороса был резким и дребезжащим, однако Спорос все же вышел из буйного хоровода и повис на его периферии. – Для чего вообще Мевурах отправил со мной в Иаду вас, чуждые формы жизни? Чем вы можете помочь моему обучению? Творить музыку мы и сами умеем. В вас мы не нуждаемся! Мег ощутила вулканическую вспышку Прогиноскеса, почувствовала могучий порыв ветра, палящие языки пламени. – Дурень ты, дурень! – мысленно воскликнул Прогиноскес. – Мы все нуждаемся друг в друге. Каждый атом во Вселенной зависит от других атомов! – Ну, мне вы не нужны. Прогиноскес внезапно ответил тихо и просто: – Ты мне нужен, Спорос. И мне, и всем нам. Ты нужен Чарльзу Уоллесу. – Мне Чарльз Уоллес не нужен! – В самом деле? – переспросил Кальвин. – А что будет с тобой, если с Чарльзом Уоллесом что-то случится? Кого ты вообще слушаешь? Спорос отстранился. Мег вообще перестала его чувствовать. Кальвин исходил беспомощностью и разочарованием: – Я не могу до него дотянуться! Он ускользает от меня всякий раз, стоит мне подойти поближе. Спороса втянули обратно в хоровод. Окруженный фарр обмяк и сник, жизнь стремительно покидала его. – Его песнь затухает, – скорбно произнес Сенекс. – Его аннулировали. Задули, как свечу, – мысленно ответил Прогиноскес. Сенекс скорбно опустил перистые листья: – Спорос и его поколение прислушиваются к тем, кто стремится заглушить наше пение. К тем, кто стремится погасить свет песни. Мистер Дженкинс пророчески воздел свои призрачные руки: – Убить песнь – вот единственное спасение! – Нет! – вскричал мистер Дженкинс. – Ты лишь мое зеркальное отображение! Ты ничто, ты пустота! «Пустота… пустота… пустота…» – гулко, бесконечно повторяясь, откликнулось эхо. И всюду, куда Мег ни обращала свой мысленный взор, она встречала лишь отражения Дженкинса-эхтра. – Как же вы не понимаете, что эхтры – ваши спасители? Когда все станет ничем, не будет больше ни войн, ни болезней, ни смерти! Не будет нищеты, не будет боли, не будет трущоб, голода не будет… – Не будет больше песни! – вмешался Сенекс, перебив эхтра своей мысленной речью. – Не будет звезд, не будет херувимов, не будет лунного света над морем! – подхватил Прогиноскес. – Не будет больше дружных обедов за столом! – поддержал Кальвин. – Никто не преломит хлеба, не выпьет вина с друзьями… – Вы ничто! – яростно вникла Мег ближайшему Дженкинсу-эхтру. – Вам пришлось украсть мистера Дженкинса ради того, чтобы стать хоть чем-то! Прочь! Вы ничто! Тут она обнаружила, что до нее пытается достучаться настоящий мистер Дженкинс: – Природа не терпит пустоты! – Значит, пустоту надо заполнить, – ответил Кальвин. – Ничего другого не остается. – Но как? – Если эхтры – ничто, пустота, значит эту пустоту можно заполнить. – Да, но чем же нам заполнить ее? – Быть может, вы недостаточно сильно хотите ее заполнить, – спокойно вник Сенекс. – Быть может, вы до сих пор не сознаете, как много поставлено на карту. – Я еще как сознаю! Маленький мальчик, мой брат, – ты что-нибудь знаешь о моем братике? Сенекс откликнулся замешательством. Слово «брат» вызывало у него соответствующие чувства, ведь все фарры в каком-то смысле братья. Но слова «маленький мальчик» для него ничего не значили. – Мне известно, что галактика, где я обитаю, больна, быть может, даже умирает… – Так это и есть Чарльз Уоллес! Это мой братишка! Для вас он, может, и галактика, но для меня-то он просто малыш, такой как… как Спорос! Она отвела свое вникание от Сенекса и направила его в сторону бешено пляшущих фарандол, которые уже окружили нового фарра. На этот раз она вникала осторожнее. Как она может знать, который из них Спорос? Дженкинс-эхтр пронзительно заржал: – Это не имеет значения! Ничто не имеет значения! Грубый лязг нарушил мелодию фарров, которые все еще пели. И вновь Мег почувствовала, как митохондрия сбивается с ритма. Иада страдала. Мег вдруг вспомнила тех фарандол, что спасли ее от эхтра, когда Прогиноскес перенес ее в Иаду. Нет, не все фарандолы встали на сторону эхтров! Но… А вдруг те, которые аннулировали себя ради того, чтобы она могла жить, были единственными, кто готов был бросить вызов эхтрам? |