Книга Возвращение Томаса, страница 24 – Юрий Никитин

— Это не в твои уши корм, — сказал Томас ядовито. — Ты человек дикий, а женщинам интересно узнать про учтивость рыцарей и скромность женщин. Им вращаться в этом мире, потому должно быть весьма поучительно и полезно. Так вот во время обеда все общаются за едой и питьем...

— А много пьют?

— Кто сколько хочет, — ответил Томас с достоинством. — Напоминаю, благородный человек умеет смирять дикарские порывы и потому не выпьет больше, чем... а лучше, выпьет меньше. Меньше, чем! Так угодно Пресвятой Деве, церкви и приятно тем мужчинам, которые рядом. В завершение обеда читают благодарственную молитву Господу за хлеб-соль, потом появляются музыканты, менестрели, и начинаются танцы, что длятся обычно около часа.

— Многовато, — проворчал Олег. — Но ничего, после сытного обеда — это хорошо, хорошо.

— Каждый из рыцарей танцует с девицей, потом все целуются, пьют вино с горячащими кровь пряностями и расходятся спать. А после сна все садятся на коней, пажи и оруженосцы приносят соколов, а верные егеря сообщают, где удалось выследить цапель. Госпожа выпускает сокола так ловко, что редкий мужчина сможет...

Олег вздохнул.

— Наконец-то добрались до охоты. И чем провинилась бедная цапля?

— У нее перья красивые, — объяснил Томас. — Так вот, там же на охоте достают из корзин жареных каплунов, кур, куропаток, жаворонков, жареную телятину и говядину, вино в кувшинах, все много едят, пьют, поют песни, уходят собирать цветы и возвращаются не скоро с венками. А в замок едут уже к ужину, веселые и беспечные, распевая песни...

Олег покачал головой.

— С ума сойти! Они еще и песни поют.

Он пару раз оглянулся на красивый замок, что так и располагает повернуть коня в его сторону, а там жареные каплуны на серебряных блюдах, целующиеся девицы, вино с горячащими кровь пряностями и послеобеденный сон... понятно, язычник даже представить не сможет, что после вина с горячащими кровь пряностями расходятся в одиночку. Или же язычники расходятся в одиночку, но в постель ложатся по-язычески целыми оравами...

— Господь возложил на нас, — провозгласил Томас гордо. — Так что не оглядывайся взад, не смотри по сторонам.

— Что возложил? — уточнил Олег.

Томас сказал высокомерно:

— Как что?..

— Ну да, — спросил Олег, — что возложил?

Томас оскорбился.

— Такие вопросы задаешь! Это же и так понятно.

— Дык я ж язычник, — ответил Олег коварно, — тупой, темный. Так и не понял. Ты мне растолкуй. Подробнее.

Томас выпрямился и гордо посмотрел вдаль.

— Ну вот еще! Стану я толковать такие высокие истины нехристю. Тебе достаточно знать, что Господь возложил! А мы должны нести.

— Ну знаешь, — пробормотал Олег, — я такое могу подумать, что Господь твой положил на нас... Лучше бы он на музыку положил!

— А при чем тут музыка?

— Да так, вспомнилось... Не нравится мне церковная музыка.

— Не нравится, не слушай, нечестивец, — брезгливо сказал Томас. — А все, что Господь возложил на нас, мы должны нести! Он следит за нами.

Олег вздохнул.

— Ну, если следит, дело другое. Хорошо с нашими богами, им нет никакого дела до нас, людей. Друг друга бьют, грабят, обманывают, жен уводят, скот угоняют, а к людям если и спускаются, то разве что для утех каких...

Томас наморщил нос, осенил себя крестным знамением, какие же это боги, так только демоны поступают, а Господь — чистый первозданный свет, он ну никак не может ходить по бабам. Ни коров у него, ни жен, ни вообще имущества...

Он всматривался вдаль, там, в оранжевом предвечернем свете величественно проступают из дымки покатые силуэты гор. Здесь, в Британии, стране болот и густых туманов, где только густые дремучие леса со столетними дубами да неспешные реки, даже такие невысокие горы — редкость, Олег с удовольствием всматривался в покатые зеленые горбики, а Томас снял шлем и перекрестился.

Олег посмотрел по сторонам.

— Это к чему?.. В смысле крестишься?

— Красиво, — ответил Томас. — Благодарю Господа за красоту, которую он создал.

Легкий ветерок треплет концы платка на его шее, он уже привык и не замечает, зато Олег время от времени бросает то насмешливые, то уважительные взгляды. Насколько он помнит, вообще-то культ прекрасной дамы, возвышенной любви и верности ей рыцарей придумали не рыцари, а поэты. Правда, не из каких-то высоких побуждений, а просто потому, что странствовали от замка к замку, где первым делом восхваляли хозяйку, от которой зависело покормить их или выгнать в шею. Если же учесть, что муж обычно отсутствует по делам военным, турнирным или просто подолгу гостит у других рыцарей, замышляя какой-нибудь поход, то эти барды бессовестно воспевают женщину, до небес превозносят ее роль не только в замке, но и вообще, возводят на все пьедесталы, откуда она взирает снисходительно на всяких мелких мужчин, годных только служить ей возвышенно и нежно.

Любая хозяйка, расчувствовавшись, на дорогу даст еды, а то еще и сунет пару монет. Так что со стороны бардов все понятно, а вот то, что суровые и привыкшие к крови и жестоким сражениям мужчины охотно приняли эту дурь, поверили в нее... очень уж хотелось поверить!., и вот теперь все рыцарство скитается по пыльным и опасным дорогам, обремененное множеством обетов, клятв, обязательств, скованное по рукам и ногам, в то время как герои дохристианского времени предпочитали ни в чем себя не связывать.

Если с точки зрения здравого смысла, то раньше были рыцари Круглого стола, а сейчас по большей части — круглых дур. Те, которые от Круглого стола, не ставили себя в смешное положение, подвязывая эти платочки, давая обеты не открывать левого глаза и прочие дурости, но самое интересное в том, что не смеются над такими — восхищаются! Восторгаются, складывают о них баллады!

Он посмотрел на Томаса, сказал ехидно:

— А правда, что юные леди ценят в мужчине рыцаря, а зрелые женщины — оруженосца?

Томас нахмурился, буркнул с неудовольствием:

— Полагаю, что рыцарь ценится всеми.

— Да, — протянул Олег, — особенно христианский. Если ударить по левой щеке, то упадет на правый бок, верно?

— Сэр калика, — начал Томас строго, — не соблагоизволите ли... в смысле не соблаговолите ли...

Он оборвал речь, лицо стало строгим. Далеко впереди у моста ярким голубым цветком на зелени луга выделяется шатер. Перед шатром черное пятно прогоревшего костра, вкопанный столб, на нем рыцарский щит и шлем. В сторонке крупный конь пасется в густой траве. Из ближайшей рощи вышли двое, один с убитым оленем на плечах, второй нес лук и стрелы.