Книга Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало, страница 72 – Карина Тихонова

— Ну? — поразился муж.

— Даже не знаю, что тебе сказать. Балаган какой-то… В общем, врачи заявляют, что она умерла на восемь минут, а потом снова воскресла.

— Чушь, — коротко резюмировал муж.

— Конечно, чушь! И такое произошло в Кардиологическом центре! Ты представляешь, что творится на периферии?

— Женя не думает в суд подавать?

— Женя сейчас вообще не способен думать, — сухо ответила Екатерина Дмитриевна. — Он так раскис, что на него смотреть неприятно. Главная в доме — Стаська.

— Вот бы на ком женить нашего охламона.

— Да ты что! Он ее терпеть не может!

— Думаю, она его тоже.

— Да, Стася — девушка разумная, — признала Екатерина Дмитриевна с некоторым сожалением. — Жаль, что это невозможно. Во-первых, близкое родство, а во-вторых… Она бы за Димку в любом случае не вышла, зачем ей такой муж?

— Ну и не будем зря расстраиваться, — подвел итоги муж и отодвинул пустую чашку, показывая, что готов приступить к рассказу.

Екатерина Дмитриевна сделала все так, как он любит. Встала со своего места на противоположном конце стола и пересела ближе к Сергею. Изобразила на лице радостное нетерпение:

— Ну, что ты там раскопал?

— Держись, а то упадешь, — предупредил муж. Почесал кончиком пальца утолок рта и нехотя признал:

— Конечно, пришлось потратить денежки…

— Много? — озабоченно спросила Екатерина Дмитриевна, хотя на это ей было в высшей степени наплевать.

— Все относительно, Катюша. Относительно ценности добытой информации — не очень. В общем…

Он немного поколебался и признался:

— Пришлось закрыть наш маленький счет.

— Полностью? — ахнула Екатерина Дмитриевна, на этот раз испуганная всерьез.

— Полностью.

— Боже мой! Пятьдесят тысяч евро!

— Катя, они вернутся удесятеренными, — пообещал муж твердо.

— Но как же… Сережа, столько не стоит ни одно частное расследование! Куда же…

— Послушай спокойно, — оборвал муж ее причитания. — Ты все поймешь.

Екатерина Дмитриевна устроилась поудобней и впилась в мужа встревоженным взглядом. Она хорошо знала, что его нельзя было отнести ни к категории транжир, ни к категории жмотов. Сергей хорошо знал цену деньгам и практически ни разу не ошибся в оценке перспектив собственных вложений.

— Ну вот, — начал Сергей Владимирович, как обычно издалека. — Честно говоря, я понятия не имел о том, что хочу услышать от Девиллье-сына. Но нюхом чувствовал, что меня там ждут сюрпризы. И не ошибся.

— Ты сразу его нашел? — спросила жена.

— Сразу. Живет он в Лионе, как и говорил Семен, адрес тот же, что и пять лет назад.

— А до этого где жил?

— Подожди, не торопись, — осадил ее муж. Его лицо превратилось в маску сытого, хорошо пообедавшего кота, предвкушающего на десерт пузырек валерьянки.

— Так вот. Нашел я его сразу. Пренеприятный тип, скажу я тебе, Катя. Во-первых, он явно спивается. А во-вторых, он какой-то ужасно неопрятный, опустившийся… В общем, такие запахи я даже в родном колхозе не припомню. Разговаривать со мной ему явно не хотелось, пришлось денег дать.

— Чем он занимается? — спросила Екатерина Дмитриевна, которую немного злила манера мужа неторопливо излагать события. — На что живет?

— Я же сказал: потерпи. Так вот. Прихожу к нему, представляюсь российским журналистом, пишущем о быте среднестатистического француза, прошу уделить мне полчаса. И вдруг он на чистом русском языке отвечает: «Вам, что, еще не надоело обо мне писать?»

И Сергей Владимирович торжествующе посмотрел на жену.

— На русском языке? — переспросила она растерянно.

— На чистом русском языке! Я бы сказал, с московским прононсом. Акает господин Девиллье-младший! Не очень сильно, но вполне узнаваемо!

— Не томи! — взмолилась Екатерина Дмитриевна. Муж, действительно, раздразнил ее не на шутку.

Сергей Владимирович потянулся к вазе, в которой лежали красиво уложенные фрукты, выбрал яблоко, придвинул к себе чистую десертную тарелку и принялся неторопливо очищать кожуру. Екатерина Дмитриевна стиснула руки под скатертью.

— Ты помнишь дело французов-перебежчиков? — наконец спросил муж, отрезая кусочек бело-розовой яблочной плоти.

— Нет.

— Вспомни. Сразу после Олимпиады, в восемьдесят первом году… Ну? Еще телемост был организован по этому поводу между Москвой и Парижем!

— А-а-а…

— Да, да… Французская семья попросила в СССР политического убежища, мотивируя просьбу тем, что во Франции их преследуют за коммунистические убеждения. Вспомнила?

— Да-да, — заинтересованно ответила жена. — Я припоминаю…

И она действительно вспомнила нашумевшее скандальное дело. Вспомнила и обрывки того самого телемоста. Немудрено, что его с интересом смотрел весь мир. Слишком мало случаев имело советское правительство похвастать иммигрантами из стран цивилизованного мира. Поэтому шоу задумали пышное.

И шоу с треском провалилось.

Во-первых, потому что на вопросы, которые задавали западные журналисты, французы отвечали маловразумительно.

Кто-то звонит по телефону и молчит. Кто-то стучит в дверь и убегает. Кто-то подбросил в их садик дохлую мышь. Систематически пропадают газеты, которые почтальон оставляет возле дверей. И так далее, и тому подобное.

Почему из этих тривиальных бытовых мелочей был сделан глобальный вывод о политическом преследовании, французы объяснить так и не смогли.

Ведущий с нашей стороны, известный и талантливый журналист, разве что наизнанку не вывернулся, помогая «подопечным». Но выглядел при этом так же жалко, как и они.

Западные студии были полны народу. В основном, там собрались иммигранты из стран Восточного блока: Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши… Самым удивительным было то, что они не казались агрессивными. Не клеймили французских перебежчиков, не повышали в негодовании голос, не обрушивались с пропагандистскими лозунгами на советских зрителей.

Они их жалели.

Наверное, именно поэтому поражение выглядело так сокрушительно. Екатерина Дмитриевна вспомнила, как внимательно выслушал ведущий с французской стороны жалкое блеянье бывших соотечественников. А потом грустно спросил:

— Где ваш сын? Нельзя ли привести его в студию? Я хотел бы с ним попрощаться…

И поник головой, услышав неубедительную отговорку о том, что ребенку уже пора спать.

Выглядело это в высшей степени эффектно и убедительно, и идея торжества коммунистической идеологии на примере двух французских ласточек провалилась с ужасающим треском.