Онлайн книга «Одна история»
Примерно в это же время один из жильцов выехал, и освободившуюся комнату на верхнем этаже занял Эрик, который порвал со своей (морализирующей, требующей оформления брака) подругой. Дом будто зарядился новой энергией – судя по всему, позитивной. Эрик был как раз из тех, кто безоговорочно принимал нашу связь и мог присматривать за Сьюзен в мое отсутствие. С него взималась арендная плата, отчего мне стало казаться совсем уж нелогичным, что я от нее освобожден. Но я догадывался, как отреагирует Сюзен, если я надумаю возобновить свое предложение. Прошло несколько месяцев. Как-то вечером, когда Сьюзен уже легла спать, Эрик заговорил: – Не хотелось бы нагнетать… – Что такое? Он смутился, что было ему несвойственно. – …но дело в том, что Сьюзен прикладывается к моему виски. – К твоему виски? Да она виски вообще не пьет. – А кто еще? Либо она, либо ты, либо полтергейст. – Ты не ошибаешься? – Я поставил метку на бутылке. – И давно это началось? – Порядочно. Думаю, пару месяцев назад. – Месяцев? Почему же ты молчал? – Хотел удостовериться. Но она сменила тактику. – То есть? – Понимаешь, в какой-то момент она, вероятно, увидела метку. Хлебнула, или отлила себе, или еще что, а потом разбавила водой – как раз до метки. – Умно. – Да нет, стандартно. Даже банально. Так поступал мой папаша, чтобы мать не поймала его за руку. – Вот, значит, как… Я огорчился. Мне всегда хотелось, чтобы Сьюзен была оригинальна во всем, как, собственно, и виделось мне до той поры. – Поэтому я принял логичное решение: перестал пить из той бутылки. Сьюзен забиралась ко мне, делала изрядный глоток – и доливала водой до карандашной отметки. Я выжидал и наконец заметил, что у виски поменялся цвет. Чтобы убедиться, я налил себе стакан. И сделал такой вывод: примерно одна часть виски на пятнадцать частей воды. – Блин… – Вот именно, блин. – Сегодня ее пропесочу, – пообещал я. Но этого не сделал. То ли смалодушничал, то ли понадеялся, что найдется другое объяснение, то ли был настолько измотан, что не захотел подтверждать собственные подозрения. – А я от греха подальше переставлю бухло на шкаф. – Хороший план. План действительно был неплох, но в один из дней Эрик негромко сказал: – Она теперь залезает на шкаф. Можно было подумать, это не простое действие, выполняемое при помощи стула, а какой-то обезьяний трюк. В моих глазах так это и выглядело. * * * Начинаешь замечать, что временами она не то чтобы под мухой, но как-то расфокусирована. Не лицом, а рассудком. А поутру случайно видишь, как она глотает таблетку. – Голова болит? – Нет, – отвечает она. У нее бывает такое настроение: прозрачное, без тени жалости к себе, но какое-то подавленное – у тебя от этого рвется сердце. Она подходит, садится на краешек кровати. – Я сходила к врачу. Объяснила ситуацию. Сказала, что у меня депрессия. И он прописал мне таблетки для поднятия тонуса. – Жаль, что они тебе понадобились. Наверное, я не оправдываю твоих ожиданий. – Ты здесь ни при чем, Пол. Не наговаривай на себя. Думаю, мое состояние можно… отрегулировать, и все наладится. – А ты рассказала врачу, что в последнее время много пьешь? – Он не спрашивал. – Это не значит, что надо умалчивать. – Мы ведь не будем из-за этого ссориться, правда? – Нет. Ссориться мы не будем. Никогда. – Значит, все наладится. Вот увидишь. Потом, когда вспоминаешь этот разговор, до тебя доходит (кстати, впервые): Сьюзен есть что терять – и поболее, чем тебе. Намного более. Ты оставляешь за плечами прошлое – и в основном без сожаления. Ты верил, и сейчас твердо веришь, что любовь превыше всего, что она перевешивает все остальное, что все встанет на свои места – нужно только разобраться с нынешними неурядицами. Но до тебя доходит, что у нее за плечами остается кое-что очень непростое – взять хотя бы ее отношения с Гордоном Маклаудом. Раньше ты думал, что от жизни можно аккуратно отсечь какие-то куски – без боли, без осложнений. До тебя доходит, что в Деревне она и раньше существовала в изоляции, а ваш побег и вовсе оставил ее в полном одиночестве. А значит, ты должен окружить ее удвоенной заботой. Нужно миновать опасный участок дороги – и обзор станет четче, лучше. Она в это верит – поверь и ты. * * * При подъезде к Деревне выбираешь кружной путь, чтобы не проезжать мимо родительского дома. – А Сьюзен где? – спрашивает Джоан, отворяя дверь. – Я приехал один. – Она в курсе? Приятно, что Джоан всегда зрит в корень. Тебе не вредно получить в физиономию ведро холодной воды, прежде чем устроиться перед запотевшим графином джина комнатной температуры. – Нет. – Стало быть, дело серьезное. Минутку, пустолаек моих запру. Опускаешься в пропахшее псиной кресло, а тебе уже налито. Пока ты собираешься с мыслями, Джоан начинает: – Пункт первый. Посредничать между вами я не буду. Все сказанное тобой останется в этих стенах – утечки не будет. Пункт второй. Я вам не мозгоправ и не советчица. Сдается мне, человек должен сам решать такие проблемы: прекратил ныть, засучил рукава – и вперед, а я чужие сетования выслушивать не люблю. Пункт третий. Я – старая швабра, живу одна со своими пустолайками. Ни в одной области я не авторитет. Даже в области кроссвордов, как ты сам заметил. – Но вы же любите Сьюзен? – Еще бы. Как там наша дорогая девочка? – Она слишком много пьет. – Слишком много – это сколько? – В ее случае – сколько бы ни было. – Может, ты и прав. – И подсела на антидепрессанты. – Ну, через это мы все прошли, – говорит Джоан. – Эскулапы прописывают их, словно карамельки. Особенно дамочкам бальзаковского возраста. И что, помогает ей? – Не могу сказать. Она ходит словно одурманенная. Но не так, как от спиртного. – Как же, как же, помню. – Ну? – Что «ну»? – Как мне быть? – Пол, голубчик, тебе же сказано: я вам не советчица. Всю жизнь прислушивалась к своим советам – и вот результат. С меня довольно. Ты киваешь. И ничуть не удивляешься. – Один совет все же могу дать… |