Онлайн книга «Одна история»
– Она постоянно играет в теннис. – Я изобразил небрежность. – Миссис Маклауд, – продолжала мама. – Как ее по имени? – Понятия не имею, – солгал я. – Ты знаком с Маклаудами, Энди? – В гольф-клуб ходит некий Маклауд, – сказал отец. – Коротышка, толстяк. По мячу бьет с ненавистью. – Не пригласить ли нам их на бокал хереса? От такой перспективы я содрогнулся, но папа ответил: – Да как-то повода не предвидится. – Ладно, там видно будет. – Но мать не собиралась отступаться. – Мне казалось, у нее велосипед есть. – Сколько ты всего о ней вдруг знаешь-то! – фыркнул я. – Ты как со мной разговариваешь, Пол? – Мать залилась краской. – Оставь парня в покое, Бетс, – беззлобно сказал отец. – Это не я должна оставить его в покое. – Мамочка, можно, пожалуйста, выйти из-за стола? – заскулил я тоном восьмилетнего мальца. Если со мной тут обращались как с ребенком, то… – А может, и стоит позвать их на бокал хереса. Я не понял: то ли отец вообще ничего не соображает, то ли причудливо иронизирует. – И ты придержи язык! – взвилась мать. – Он не от меня нахватался дерзостей. * * * Назавтра я опять пошел в теннисный клуб и через день тоже. Без всякого настроения играя микст с двумя Каролинами и одним Хьюго, на корте позади нас я заметил Сьюзен. Пока она была у меня за спиной, все шло обычным порядком. Но когда мы поменялись сторонами и я сквозь пару соперников увидел, как она раскачивается с пятки на носок, готовясь к приему подачи, счет нашей партии тут же перестал меня интересовать. Потом я предложил ее подвезти. – Только если ты на машине. Я промямлил нечто маловразумительное. – Чтоский, мистер Кейси? Стоим лицом друг к другу. Мне не по себе – и одновременно легко. На ней все то же теннисное платье, и меня гложет вопрос: эти зеленые пуговки действительно расстегиваются или нашиты для красоты? Такие женщины мне прежде не встречались. Наши лица – на одном уровне: носы, губы, уши. Она явно думает о том же. – На каблуках я бы возвышалась над сеткой, – говорит она. – А так мы на равных: глаза в глаза. Не могу взять в толк: это с ее стороны уверенность или нервозность, обычная ли это манера или адресованная мне одному. Судя по разговору – флиртует, но тогда я этого не ощущал. Складной верх своего «моррис-майнора» я опустил. Если, черт побери, я занимаюсь частным извозом, пусть Деревня, будь она трижды проклята, полюбуется на пассажиров. Точнее, на пассажирку. – Да, кстати, – начинаю я, сбрасывая скорость и переключаясь на вторую передачу. – Мои родители, кажется, хотят пригласить вас с мужем на бокал хереса. – Силы небесные! – Она зажимает рот ладонью. – Мистера Слоновьи Брюки я никуда с собой не беру. – Почему вы его так называете? – Да как-то само собой вышло. Развешивала его одежду, и в глаза бросились эти серые шерстяные брюки, причем несколько пар, широченные, я подняла перед собой одну пару и подумала, что в таких штанах он может изображать на маскараде заднюю часть слона. – Он бьет по мячу с ненавистью, как говорит мой отец. – Да, пожалуй. Что еще говорят? – Мама говорит, что вы располнеете, если я постоянно буду вас подвозить. Ответа нет. Я торможу возле ее дома и смотрю вдаль. Она сидит с озабоченным, если не мрачным видом. – Порой я забываю о других. Об их существовании. То есть о посторонних. Прости, Кейси, быть может, мне следовало… ну, не то чтобы… господи… – Ерунда, – твердо заявляю я. – Вы же сами сказали, что у молодого человека вроде меня должна быть хоть какая-то репутация. Похоже, сейчас у меня репутация таксиста. На лето ее хватит. Она все еще подавлена. Через некоторое время тихо произносит: – Прошу, Кейси, не ставь на мне крест. Да с какой стати, если я по уши втюрился? * * * Вообще говоря, какие слова можно подобрать в наше время для описания отношений между девятнадцатилетним юнцом, еще даже не вполне зрелым мужчиной, и сорокавосьмилетней женщиной? В таблоидах мелькают штампы типа «любительница свежатинки» и «карманный мальчик». Но в ту пору этих выражений еще не было, хотя почва для них готовилась заблаговременно. Можно вспомнить и французские романы, в которых немолодые женщины обучают юношей – о-ля-ля! – «искусству любви». Однако ничего французского в наших отношениях, да и в нас самих не наблюдалось. Взращенные Англией, мы использовали только эти морализаторские именования: блудница, распутница. Но в Сьюзен не было ровным счетом ничего от блудницы, а впервые в жизни услышав слово «распутница», она подумала, что это искаженное «распутица». Сегодня мы свободно обсуждаем коммерческий секс, рекреационный секс. В прежние времена рекреационного секса не было. То есть, может, и был, только назывался по-другому. В то время, в том месте была любовь, был секс, а порой встречалось их сочетание, иногда неуклюжее, иногда гладкое, у кого-то удачное, у кого-то наоборот. * * * Вот мой разговор с родителями (читай: с матерью), типично английский разговор, в котором абзацы враждебности ужимаются до пары фраз. – Но мне девятнадцать лет. – Вот именно – всего девятнадцать. * * * Каждый из нас оказался у другого вторым: по сути, мы хранили квазицеломудрие. Я прошел инициацию – обычную смесь уговоров, тревог, суеты и оплошностей – с университетской подружкой в конце первого курса; Сьюзен, которая четверть века была замужем и родила двоих детей, не намного опередила меня в этом плане. Оглядываясь назад, можно сказать, что, будь у нас больше опыта, все могло бы сложиться иначе. Но кто из влюбленных станет оглядываться назад? И вообще, что я подразумевал: «больше опыта в сексе» или «больше опыта в любви»? Впрочем, не буду опережать события. * * * В тот первый день, когда я в белоснежной форме вышел на корт с ракеткой «Данлоп максплай», в тесном помещении клуба устроили чаепитие. Как я понял, «костюмчики» все еще оценивали меня с точки зрения приемлемости. Проверяли, с учетом всех деталей, на степень принадлежности к среднему классу. Кто-то прошелся насчет длины моих волос, прихваченных головной повязкой. И почти сразу вслед за этим мне задали вопрос о политике. – К сожалению, политика меня даже отдаленно не интересует, – ответил я. – Значит, ты из консерваторов, – заклю-чил один из членов правления, и мы все посмеялись. Пересказываю этот разговор Сьюзен: она кивает и говорит: |