Книга Спецназ Ивана Грозного. Клад тверских бунтарей, страница 16 – Александр Тамоников

— Кто еще, кроме тебя, о том ведает? — спросил главарь шайки.

— Боярин Толгаров, ключник его, то бишь твой названый брат, холоп мой Лавр Кубарь. Ну и Сыч, но с тем ты сам дела делал. Больше никто.

— Значит, Микола? Вот от кого не ожидал. Правду говорят бывалые люди. Ищешь врага кровного, присмотрись к друзьям ближним. Ты, боярин, отдашь его мне.

— Коли договоримся, то отдам. И семью его тоже. Ты сам сможешь забрать их с болот. Он же твой кум. Но только после дела.

— Что за дело?

— Мы начали серьезный разговор? — спросил боярин.

— Да, — кратко ответил главарь шайки.

— Неужели ты, Козьма, сам не догадываешься, что за дело у меня к тебе?

— Нет.

— Ой ли? Скажи еще, что не знаешь о кладе, который на посаде в Твери найден был.

— Про него все слышали.

— Ты не прикидывал, как бы можно было завладеть им?

— Я не на допросе, боярин.

— Ладно. Про клад ты, стало быть, слышал. А про то, что царь Иван за ним из Москвы дружину выслал в Тверь, тебе тоже известно?

— Об этом не знал. Но догадаться нетрудно. Такие сокровища царь в Твери не оставил бы. Он обязательно прислал бы дружину. Она уже в пути?

— Да. Завтра должна подойти.

— Что за дружина? — поинтересовался Меченый.

— Отряд московского воеводы Ивана Кузнеца. Двадцать ратников и обоз в три телеги.

— А чего царь Кузнеца послал? У него не самый сильный отряд на Москве. Есть дружины и покрепче.

— Ну, это ему виднее.

— Уверен, стало быть, в том, что на царскую дружину и обоз никто напасть не посмеет.

— Может, и так.

— А ты хочешь, чтобы я собрал людей, порубил этот отряд и захватил сокровища?

— Что уж таить. Да, так оно и есть. Именно этого я и желаю. Сможешь?

— Когда отряд должен обратно на Москву пойти? — спросил Пурьяк.

— Покуда не знаю, но выясню завтра же. Ради этого поеду в Тверь.

— Сам-то сокровища видел?

В глазах Воронова вспыхнул алчный огонь, впрочем, тут же погас.

— Видел. Там золота, драгоценных камней, серебра столько, что хватит целый город поставить. А особая ценность для царя — икона.

— Украденная из Афона?

— Да.

— Ценная икона, видать.

— Ей цены нет, атаман.

— Всему есть своя цена. В чем хранятся сокровища?

— В коробах плетеных. Их четыре штуки. Все в одну телегу вместятся. Икона отдельно, в суме.

— Ладно, узнавай, когда отряд соберется на Москву идти, какой дорогой, и мне сообщи. После этого и решим, как сокровища с иконой брать будем. Но сразу говорю, моя доля — ровно половина сокровищ и икона.

— Побойся бога, Козьма.

— Это ты мне сказал?

— Ну да, ты же ни в бога ни в черта не веришь. Оттого и запросил невозможное.

— А сколько ты сам хотел дать мне и моим людям?

— Десятую часть. Это огромное богатство.

— А остальное ты решил разделить с московским боярином?

— Тебя, атаман, это не касается.

— Ошибаешься. Половина или ничего. Но тогда и ты тоже с пустыми руками останешься. А меня извести не успеешь. Я сегодня же обменяю тебя на свою семью, которую сторожат твои люди, и уйду с ней в лес, где нас никто не найдет. Половина, боярин.

— Кум твой тоже немало стоит.

— Я и без тебя достану его. Можешь не хлопотать. Гляжу, тебе поразмыслить надо, боярин. Езжай домой и думай. Решишь отдать половину, пришли холопа своего. А хочешь, сам приезжай. Это ни у кого подозрения не вызовет. Ко мне на починок разные вельможи заезжают, гробы дорогие заказывают. Может, и ты себе заранее припасешь? Никто из нас, мгогогрешных, не знает, сколько ему жить осталось.

— Типун тебе на язык, Козьма!

— Ладно, мы с тобой вроде обо всем поговорили. Езжай к себе, боярин, и думай. Я буду на починке.

— Но ты должен готовить свою шайку.

— Ты о моих делах не беспокойся. Свои делай. И чем быстрее сообщишь мне все, что касается переправы сокровищ, тем будет лучше.

— Тебе-то икона, Козьма, зачем, скажи на милость?

— Знаешь, боярин, сколько крови на мне? Очень много, по самое горло. А грехов, которые помельче, и того более. Икона эта, я слышал, считается чудотворной. Придет время, глядишь, и отмолю грехи свои перед смертью. А потом мои наследники ее отдадут в Афон, вернут старцам. И не спорь со мной. Это мое последнее слово.

Боярин продолжил торговаться:

— Четверть, Козьма. Это целое состояние.

— Половина.

— Четверть.

— Не зли меня, боярин, а то сам будешь брать сокровище. Впрочем, я справлюсь с этим делом без тебя и твоих людей. Тогда заберу все.

— Все же четверть.

— Нет!

— Ладно, треть. Но это мое последнее слово.

— Половина.

Воронов понял, что пора сдаваться, и заявил:

— Ладно, будь по-твоему. Заберешь два короба.

— И икону.

— Ее надо вернуть на Афон.

— Она вернется туда, когда время придет, а до того у меня будет.

Пурьяк проводил боярина, прошел в балку, распутал поводья, вывел коня в поле и запрыгнул в седло. Он ехал вдоль леса, постоянно всматривался и вслушивался в темноту ночи.

Вот и береза с кривым стволом. Рядом кусты. За ними чернота болотной жижи. Место непроходимое, но именно здесь начиналась тайная тропа. Она вела к лесному стану, где жили разбойники Меченого со своими семьями.

Неподалеку от топи должен был стоять дозорный пост. Пурьяк приложил ладони ко рту, ухнул филином и тотчас услышал такой же ответ. Через несколько минут из кустов к главарю шайки вышел бородатый мужик с бердышом.

— Меченый?

— Я!

— Чего это ты в такое время? Или работа подвернулась?

— Много говоришь, Демид. Брыло на месте?

— Конечно, где ж ему еще быть-то?

— Мало ли, мог и отъехать к родственникам.

— У него из родственников дед слепой в Твери остался. Да и тот уже из ума выжил, не узнает внука.

— Позови мне его.

— А что, сам в стан не пойдешь? Гать уложена надежно, хоть коня заводи.

— Нечего зря людей тревожить. Пусть Игнат сюда выйдет.

— Как скажешь. Только ждать придется.

— Это я и сам знаю, а ты поспешай. С тобой кто в дозоре?