Онлайн книга «Жизнь и смерть в ее руках»
|
Светало – теперь можно и передышку устроить. Все разбрелись по комнатам, кроме одного охранника, которому дали выспаться ночью. Малика плашмя рухнула на кровать, не раздеваясь, рядом упал навзничь обессилевший Князев. Он рассматривал лицо Малики: едва обозначенная складка между бровями подсказывала, что она осталась в напряжении. Он приблизил лицо к ее лицу: – Боишься? – А ты? – Нет. Маля открыла глаза, посмотрела на него в упор с недоверием, тогда он признался: – Боюсь. Неохота подыхать от подлой пули, особенно сейчас. – И я боюсь. А еще думаю о Ляльке и муже… – Не называй свой ходячий артефакт мужем, – поморщился Князев. – Официально он мой муж, нет, больше, чем муж. Я даже не предполагала, что люди могут быть такими хорошими. – Разведешься, – категорично заявил Павел Павлович. Маля приподнялась и сказала вяло, но твердо: – Я не брошу Кешу. – Ладно, мы не бросим, – пообещал Князев. – Слушай, давай, если все закончится благополучно, слетаем… куда ты хочешь? – Мое главное желание, чтобы все кончилось благополучно. – Маля снова легла, прикрыла веки. – А о том, что буду делать завтра, подумаю, когда оно наступит. Лишь бы наступило. – Признайся, тебя что-то тревожит. Что именно? – Гриб, – честно сказала она. – Если он попадется, потянет за собой и меня. Этого я боюсь, очень боюсь. – Не бойся, я тебя спрячу. – Найдут. Такие, как Урванцева, всех находят. – Спрячу там, куда ручка Урванцевой не дотянется. Например, за границей, если не поможет первая мощная защита – деньги. – Понимаешь, Паша, иногда мне кажется, то, что было… было не со мной. Но от этого никуда не деться. Не гожусь я на роль Золушки. – Ну, знаешь, я тоже не принц. Тебе немножко не повезло, разве ты этого хотела? Так сложилось, виноватых в том нет. А если есть, пусть живут. Просто сейчас переутомление сказывается. Поспи, и все пройдет. Он потянулся поцеловать ее, но Маля уже спала. 31 Урванцева выслушала Клима как ему вчера удалось вовремя предупредить Югова, и озадачилась: – Выходит, Гриб догадался о розыгрыше. Значит, Югову с женой желательно на время уехать отсюда. – Он не может бросить работу, – сказал Клим. – Все же не болванки латает, а людей, к нему огромная очередь на операции. – Вот чем чревато вовлечение в дело большого числа людей, каждый становится мишенью. Вам тоже теперь нельзя жить без охраны ни днем ни ночью. Гриб будет охотиться на любого неосторожного человека, чтобы узнать, где Князев. – Пал Палыч обеспечит охрану не только мне, но и Денису, этим сейчас занимается Захарчук. Не хватит людей, значит, ваших привлечет. – Хорошо. А теперь пригласите сюда референта, главного инженера и Колчина. Будем разбираться с ними. Однако! Невиданное происшествие – Спартак Макарович не явился на работу! Для обычного опоздания времени прошло слишком много. И не предупредил, по каким причинам отсутствует, что на него вообще не похоже. Клим позвонил на мобильник главного – тот не ответил. Урванцева сняла трубку с аппарата на столе: – Продиктуйте номер его домашнего телефона. – Тот продиктовал, гудки она слушала достаточно долго, наконец произнесла: – Алло! Мне нужен Спартак Макарович… Это вы? Я вас не узнала, здравствуйте. Это следователь Урванцева. Ваши коллеги обеспокоены, что случилось, почему вы не пришли на работу? Спартак тянул паузу. Как сказать женщине, что он боится выйти из дому? И какой ответ удовлетворит всех, чтобы его оставили в покое? Дома никого нет. Жена на работе, младшая дочь в школе. Только Ванта дрыхнет на подушках, и никакими силами ее не сгонишь, впрочем, хоть одна живая душа с ним рядом. – Я не могу… – выдавил он и понял, что говорит не то. – Вчера в меня стреляли… – Неужели? – обеспокоенно сказала в трубку Урванцева. – И что? – Ранили… То есть несерьезно ранили… пустяк. В руку. Царапина. – Вы видели, кто стрелял? – Я убегал. И убежал. – Тогда нам тем более необходимо увидеться. Спартак Макарович, давайте сделаем вот что. Вам опасно выходить, это понятно. Я позвоню, через полчаса к вам приедет подполковник милиции Чупаха. Запомнили? – Запомнил, – выговорил он, не имея ни малейшего желания встречаться с кем бы то ни было, а уж выходить из дому – просто ужас! – Он привезет вас на завод, – говорила Урванцева. – Не волнуйтесь, с ним вы будете в безопасности. Договорились? Или нам приехать к вам? Ну, это уж совсем нехорошо, подумают, что он конченый трус. Хотя трус, чего там. Спартак Макарович дал согласие приехать, о чем тут же пожалел, а положив трубку, начал мечтать о чуде, которое перенесло бы его на Дальний Восток, к примеру. Час спустя Урванцева расспрашивала его о вчерашнем инциденте, о ране, о самочувствии. Он отвечал односложно, неуверенно, будто вчерашнее покушение им самим придумано, отчего ему стало стыдно. Но вот вопросы закончились, Клим пригласил Оскара и Колчина, уступил директорское кресло Урванцевой, а сам уселся рядом с хмурым Колом, который поинтересовался: – Что слышно о Князеве? Чупаха предусмотрительно поставил стул у двери и умостился на нем. – Пока нечем мне вас порадовать, – сказала Урванцева. – На кого же тогда надеяться, если не на вас? – проворчал Колчин тоном брюзги. – Человек пропал из больницы, а его не могут найти. Странно. – Ищем, – проигнорировала она шпильку, оглядела присутствующих. – Почему я вас собрала, господа? Мне хотелось бы уточнить некоторые детали. В ночь убийства Ермакова вы, Оскар, ушли в двадцать один час пятнадцать минут. – Примерно, – подтвердил он. – Леонид Остапович, – обратилась она к Колчину, – вы сдали ключ в двадцать два тридцать, судя по записи в журнале. – Чуть раньше, – поправил он. – Вахтеры округляют цифру. – Пять минут не играют роли. Что вы делали до этого времени? – У Спартака Макаровича чаевничал. – Вы сами к нему зашли? – Нет, он меня пригласил, – ответил Колчин. – В котором часу вы получили приглашение? – Так сразу и не вспомню, – задумался он. – А вас никто не заставляет назвать с точностью до секунды. Примерно сколько времени вы пробыли у главного инженера? – Где-то с час, – неуверенно пожал он плечами. – Спартак Макарович, – Урванцева повернулась к инженеру, – вы говорили, будто Леонид Остапович посмотрел на часы и сказал, что ему уже пора, и это было в десять, так? |