Онлайн книга «Месть и прощение»
|
– Да вы только посмотрите на нее! И она будет учить меня морали! Уводит парня у сестры, да еще и возмущается! – Пусти! – Меня-то, по крайней мере, извиняет то, что я мог вас перепутать. Она отвернула лицо, он резко разжал руки, скользнул вбок и с невозмутимым видом принялся одеваться. Моисетта растирала запястья, заново переживая свое унижение. Приведя себя в порядок, Фабьен, казалось, удивился, что она все еще лежит. Он протянул ей руку и любезно помог подняться, повторив: – Где захочешь и когда захочешь. Она выпрямилась, оставив реплику без ответа. Он с насмешкой добавил: – И даже вместе с сестрой, если вас это заводит. Моисетта поспешно выбралась из амбара. Он последовал за ней, закуривая на ходу. Мопед мчался сквозь враждебную холодную ночь, а до Моисетты постепенно доходило, в какую ловушку она угодила. Что сказать сестре? Разумеется, ничего. Но Фабьен – что, если завтра он ей все откроет? Или проговорится? И как она будет оправдываться? Что… Моисетта дрожала. Какая несправедливость! Она испытала невероятные, фантастические ощущения, достигла вершин женственности и при этом не имела права наслаждаться пережитым из-за этой чертовой сестрицы! Сестра, вредина, помеха радости, вечное препятствие, кайфоломщица! Пакостница Лили! На въезде в деревню, где маячила цепочка фонарей, Фабьен заглушил мотор и ссадил Моисетту. Она встала перед ним. Ни взгляд, ни голос не выдавали ни малейшего колебания. – Ты не скажешь ни слова моей сестре. – Вот как? – Ты не скажешь ей ни слова, или я тебя заложу. – Что? – Я объясню, мол, спустилась предупредить тебя, что Лили не сможет прийти на свидание из-за болезни бабушки, а ты схватил меня, увез и изнасиловал. – О-ля-ля, как это правдоподобно звучит! – Вполне, ведь ты сам признал, что тебе нравятся сестрички Барбарен. Так что тебе без разницы, та или другая… Он поморщился. Моисетта с ядовитой усмешкой продолжала: – И как по-твоему, кому поверит Лили? Той, с кем неразлучна с первого мига жизни, ведь мы близнецы и тут ничего не изменишь, или дружку, о котором по осени забудет? – Ну ты и… Он побледнел. Чувствуя, что победа близка, Моисетта нанесла завершающий удар: – Впрочем, зачем тебе вообще ей рассказывать об этой ночи? Если она поверит твоим словам, то проникнется к тебе отвращением. Если поверит мне – проклянет. В любом случае для тебя все кончено, можешь не сомневаться. Он опустил голову. Моисетта победила. Минуту они стояли неподвижно. Моисетта с пренебрежением смотрела на него, он стоял потупившись. Их тела еще хранили тепло объятий, а кожа – запах любовного возбуждения, их вновь тянуло друг к другу… Чудовищная жажда. Он хрипло пробормотал: – Ну ты и шлюха. Она выдохнула: – А ты тот еще подонок. Он посмотрел на нее, и вдруг – они даже не поняли, как это произошло, – принялись страстно целоваться. Их языки сплетались и отталкивались, выскальзывали и вновь искали соприкосновения в яростном упоении. Он сжал ее ягодицы, и она испустила хриплый стон наслаждения. Пальцы Моисетты пытались нащупать сквозь ткань брюк его окрепший член. Откуда-то с обочины дороги донеслось противное мяуканье. Ощутив, что теряет контроль над ситуацией, Моисетта, прервав поцелуй, уставилась на Фабьена и плюнула ему в лицо. Он ответил тем же. Плевок попал ей на скулу, слюна стекла по щеке на шею, отдавшись спазмом где-то в животе. Внутренности Моисетты мгновенно скрутил сладостный спазм, как недавно в амбаре. Обезумев от этого ощущения, она развернулась и пустилась бегом, боясь, что сейчас, посреди шоссе, ее настигнет второй оргазм. Уже у своего дома, заслышав звук удаляющегося мопеда, она замедлила бег и, прислонившись к стене, расплакалась, совершенно обескураженная. Моисетта пришла в отчаяние, не в силах понять, то ли она непоправимо несчастна, то ли невероятно счастлива. * * * В здании городского суда в Бург-ан-Бресс в понедельник народу было немного. Фабьен Жербье нахмурился. Обычно убийство собирает на галерее целую толпу. Сам он за восемьдесят лет жизни побывал здесь на нескольких таких слушаниях: дело черной вдовы Мари Морестье, дело Пусье, убившего своих троих сыновей, дело шофера-дальнобойщика, расчленявшего официанток. И каждый раз людское любопытство торжествовало. Победно. Что же на сей раз? Одна сестра прикончила другую. Дело редкое, запоминающееся, пикантное, оно вполне заслуживало стечения публики и волнительной дрожи великих дней… А тут в холодном зале хмурая уборщица елозила по полу тряпкой, полдюжины зевак совали под стул мокрые зонтики, снаружи город накрыло вялой моросью. – Это из-за прессы! – пробормотал Жербье. Так как в ежедневные газеты, на радио и телевидение не просочилось даже отзвуков, публика понятия не имела о предъявленном обвинении в убийстве, и никто из репортеров не рвался освещать событие. Фабьен Жербье уселся против стола вишневого дерева, где вскоре появится обвиняемая. «Она должна меня видеть, – с усмешкой подумал он. – Я стану воплощением совести, раз у нее таковая отсутствует». В зал с непринужденным видом вошел адвокат, держа в руке чашку кофе. – По-моему, сегодня же и закончим – доказательств никаких, – заявил он коллеге. Фабьен Жербье подскочил от удивления. Как? Неужто полиция так ничего и не нашла? Эти бездари недооценили то, что он твердил им в последние месяцы: Лили Барбарен убила свою сестру Моисетту; последняя скончалась вовсе не в результате несчастного случая. Разозленный, он вспомнил, сколько пришлось положить сил, чтобы убедить власти начать расследование, ведь поначалу полицейские, как и все в деревне, решили, что произошла случайность – смерть по неосторожности. Фабьен неустанно указывал на подозрительные обстоятельства. Тщетно! Устав бороться, он пригрозил собрать толпу журналистов и заявить, что следствие велось кое-как. – Но, господин Жербье, – твердили следователи, – с чего вы решили, что восьмидесятилетней даме зачем-то приспичило прикончить собственную сестру-близнеца? – Да что вы знаете о близнецах? – отвечал Фабьен Жербье. – Но сестры были неразлучны восемьдесят с лишним лет! – И что? Разве существует крайний возраст для убийства? Что, в восемьдесят лет человек уже не способен кого-то убить? К примеру, если я завтра укокошу жандарма, разве меня не арестуют? – Господин Жербье, у вас нет улик. Только рассуждения и подозрения. |