Книга Он говорит, страница 31 – Владимир Березин

И страна такая, вместо какой своей валюты на руках привычные нам баксы. Только металлический доллар им чеканить разрешили — на нём индианка с младенцем, с надеждой в глазах. Бананы б нарисовали.

Но и не в этом мой рассказ.

Был у меня одноклассник, в смутные времена стал он риелтором. Занятие это было не легче, чем у лётчика-испытателя. Вон, у нас в Жуковском полкладбища таких рисковых.

Испытателей, конечно.

Впрочем, вторая половина, кажется, уже из риелторов.

И решил этот мой одноклассник, от греха подальше, переменить участь. Захотел бананами торговать. Я ему объяснял, что хуже нет, от тоски и страха бананами заниматься. Бананы нужно чувствовать. Это не смешной фрукт, не праздничный дуралей, а фрукт хитрый, Фрукт себе на уме.

Но меня этот риелтор не слушал.

Продал какую-то квартиру, может статься и свою, наверное, ещё что-то продал, купил большую партию бананов и погнал куда-то в Сибирь.

В Томск. Или, может, в Новосибирск.

Поезд едет себе, едет, а этот бывший риелтор, знай себе, прибыль подсчитывает.

Да только на наших железных дорогах может всякое случиться, ну и, разумеется, случилось.

Встали его рефрижераторы посреди Сибири на запасном пути.

По неизвестной, а значит, обычной причине.

Стали посреди сибирской жары, где тридцать градусов и плавится асфальт, если бы он был.

Ну и через некоторое время перестали холодить холодильники.

А в Томске жара. Или там, в Новосибирске.

И товарищ мой ловит по телефону новости, и думает, прямо так сразу повеситься, или дождаться того момента, когда за ним владельцы квартир придут.

Потому что бананы — хитрый фрукт. Отрицательных температур они вовсе не терпят, при плюс восемь полчаса проживут, при девятнадцати — трое суток. А выше двадцати одного бананам и вовсе очко наступает, вернее — перебор. Превращаются они тогда в жидкую чёрную массу.

Я же говорю — особый фрукт.

Можно сказать, ягода.

Ну и покрылся мой риелтор крупным потом и впал в ступор.

Даже звонить на железную дорогу перестал.

Три дня стояли его рефрижераторы на какой-то станции, а потом — ничего, подвели тепловоз, дёрнули и приехали в Новосибирск. Ну, или в Томск.

Но все эти три дня стояла вокруг его состава аномальная погода в тринадцать градусов.

Вокруг пожары, жара, озёра сохнут, великие реки мелеют.

А там — тринадцать градусов. Ну, или тринадцать с половиной.

Самое то, что бананам нужно.

То, и больше ничего.

Получил мой одноклассник свои деньги. Пришёл, поблагодарил за наводки и советы, а потом и говорит:

— Нет, ну их, эти твои бананы, я лучше квартирами буду заниматься. С квартирами как-то проще, там этих твоих плясок с бубнами не нужно. Там, коли можешь сталинку от панели отличить, то всё хорошо. Ну, а хрущоба всё равно больше моей жизни простоит, не испортится.

С тем и пошёл.

Правда, через год его застрелили.

Ну дело-то житейское.

Я не только в Эквадоре такое видел.

Я честно скажу — возникло у меня тогда недоверие к этой его риэлтерской простоте.

Наверняка и с квартирами вдохновение нужно.

Но с бананами его нужно, разумеется, больше».

Он говорит: «А вот чего я боюсь, так это свадебных праздников.

Даже на расстоянии.

Вот как-то ехали мы из заповедника к Серпухову и наткнулись на приметное место.

Карпова поляна называется.

Натурально, вышли пописать, а там щит.

Перед поворотом, значит…

На щите, несколько, правда, помятом, нам написали: „Вы находитесь на Поляне невест.

В сезон сюда приезжают около 80 пар молодоженов ежедневно.

Достопримечательности Поляны невест:

1. Массивная цепь между двумя столбами, которую по традиции должны поднять гости.

2. Качели-лодка. Их надо раскачать до тех пор, пока не ударится носиком в одно из висящих сбоку металлических сердец.

3. „Корабль любви“.

Жители окрестных сел приводят лошадей“.

Александр Николаич наш оживился очень, а мне вот как-то не по себе стало.

Лошадей зачем они приводят?

А Александр Николаич отмахивается:

— Кому и кобыла — невеста. Сворачиваем, Петя!

Петя — это шофёр наш, молодой ещё парень, заартачился:

— Да зачем нам, Александр Николаич, корабль-то? Нешто мы матросы какие.

Но тот упёрся.

— Ждите меня здесь, — говорит. И ломанул в кусты, навстречу цепям и лодкам.

Час прошёл, потом второй. Подождали до вечера.

Как уж совсем стемнело, Петя и говорит:

— Сам он выбрал-то, путь свой. Нечего кручиниться.

Да и поехали по домам.

Действительно, сам он этого хотел. Лошади… Невесты…

Сам».

Он говорит: «Жизнь наша так устроена, что для развлечения нужно жить долго.

Если долго живёшь, то развлечения тебя рано или поздно настигают. У актёров с этим, правда, сложности — от репертуара никуда не денешься. Пожилых играть не всегда, скажу тебе, радостно.

Фирсом выходить — не велика охотнику добыча.

Да и на ёлках лучше поздоровее и помоложе — там естественная борода не ценится.

Ну, конечно, тут начинают острить, дескать, вот если достаточно долго ждать, то тебя понесут, а ты глядь — мимо тебя проплывает дом твоего врага, и он сидит на крылечке.

Разные бывают жизненные успехи, но одно тебе скажу — нужно достаточно долго жить, потому что жизнь набрасывает сюжеты, будто кольца на палку. Была в своё время такая игра, не помню, как называется.

Я вот однажды попал на день рождения. Было это уже много лет назад, и вокруг была дачная местность уже после первого набега богатых людей. Выросли, как грибы, какие-то дома с канализацией, вылупили зенки дорогие машины из-за заборов. Сейчас-то уж канализация везде, а заборы стали глухие, но это давно было.

Пили мы, по молодости, крепко, и вот к вечеру многие полегли.

А я набился в попутчики молодой интересной женщине из мира кинематографа. Ей, впрочем, машину уже набили бесчувственными телами сзади, а вот меня, как ещё соображающего, посадили спереди.

И вот мы едем, ведём светскую беседу.

Я рассказываю, как там в театре у меня, женщина эта слушает и вдруг говорит: