Книга Тогайский дракон, страница 63 – Роберт Энтони Сальваторе

— Я вижу, ты расстроена, — заметил Астамир на следующий день после набега на караван. Бринн, приводя в порядок оружие, сидела в стороне от других воинов отряда, внешне спокойная и сдержанная. Однако проницательный мистик чувствовал, что именно под этим кроется. — Понимаю: одно дело — убить человека в бою; в этом случае необходимость самозащиты оправдывает человека в собственных глазах. И совсем другое — убить беспомощного пленника. Однако тебе следует утешиться тем, что те двое бехренцев получили смертельные ранения и в любом случае не смогли бы выжить.

— Это лишь твои предположения.

Астамир обезоруживающе улыбнулся.

— К тому же солдат, вторгшийся в чужую страну, заслуживает смерти.

— Любой бехренец, явившийся в Тогай незваным, заслуживает смерти. — Девушка постаралась, чтобы ее голос звучал как можно убежденнее.

— Любой? — спросил мистик спокойно, как бы рассуждая. — А если в одном из поселений ты наткнешься на молодую бехренскую мать с ребенком, убьешь и их? Не испытывая никакого чувства вины? — Бринн бросила на собеседника рассерженный взгляд. — А вот мне почему-то кажется, что ты, скорее всего, пощадишь их да еще и покажешь ближайшую дорогу, ведущую в Бехрен. А возможно, даже дашь с собой припасов, чтобы в пути им не пришлось выпрашивать еду, подвергая себя опасности.

— Это опять же твои предположения.

— Предположения, разумеется, но для них у меня есть серьезные основания, — ответил Астамир и присел рядом с девушкой. — Сегодня утром я видел, как ты разминалась.

Бринн замерла. Рано утром, уйдя подальше от лагеря, она занялась тем, чем частенько пренебрегала в последнее время, — упражнением в би'нелле дасада, эльфийском танце с мечом. В Эндур'Блоу Иннинес она исполняла этот ритуал обнаженной, но здесь, холодной тогайской зимой, в продуваемых яростными ветрами заснеженных степях, надела легкую тунику. Признание мистика застало ее врасплох и сильно смутило; ощущение было такое, как если бы он на самом деле увидел ее голой. Би'нелле дасада — сугубо личное занятие, предназначенное не столько для оттачивания боевых навыков, сколько для развития сознания и укрепления связи между телом и духом.

Тогайранка медленно подняла глаза на Астамира.

— У Джеста Ту есть схожие упражнения, — как ни в чем не бывало продолжал мистик, — хотя мы редко имеем дело с оружием. Воины чежу-лей тоже практикуют подобные вещи, как и некоторые монахи абеликанского ордена в Хонсе-Бире. Хотелось бы знать, где ты научилась своему танцу. Очень уж он у тебя необычный.

— Совершенно излишнее любопытство, — резко ответила Бринн, вспомнив строжайший запрет госпожи Дасслеронд разглашать секреты би'нелле дасада.

И снова полностью углубилась в свое занятие.

— Надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне об этом. Конечно, если сама захочешь. Что касается вчерашних событий, я совсем не расстроен тем, что ты приняла их так близко к сердцу.

Девушка снова посмотрела на Астамира. Лицо ее приняло скептическое выражение, хотя мистик затруднился бы сказать, что было тому причиной. Может, его предположения полностью необоснованны, а может, молодая тогайранка просто смущена тем, что он догадывается об испытываемом ею чувстве вины.

— Повторяю: тебе нет смысла мучиться угрызениями совести, — продолжал он. — Эти люди были обречены и неминуемо приняли бы смерть — если не от руки Ашвараву, то от полученных ран. Ты убила их с состраданием и милосердием; на большее рассчитывать они не могли.

— По-твоему, это правильно? — Судя по тону Бринн, на этот счет она придерживалась той же точки зрения, что и Астамир.

— Не знаю, — признался мистик. — Репутация Ашвараву служит не только ему лично, но и всему Тогаю. На одной чаше весов она, на другой — совесть. Что перевесит?

— Если ты не считаешь, что бехренцев нужно изгнать из тогайских степей, то зачем ты здесь, с нами?

— Не могу точно сказать, — искренне ответил Астамир и усмехнулся, как бы удивляясь самому себе. — Это вопрос, на который мне еще предстоит найти истинный ответ. Однако очень прошу, обдумай то, о чем мы с тобой сейчас говорили. Тебе так или иначе придется решать эту проблему, окажись мы в мирной бехренской деревне. Если Ашвараву прикажет, ты убьешь и бехренского ребенка? Ты согласна с ним, что невинных бехренцев не существует?

— Хочешь посеять раздор в отряде?

Мистик снова негромко рассмеялся.

— Ты же знаешь, сам я никогда не заговариваю ни с кем из них, только отвечаю, когда мне задают вопросы.

— Тогда чем вызван такой интерес ко мне?

— Я видел тебя сегодня утром, — ответил мистик, как будто это многое объясняло.

Бринн хотела ответить, но тут к ним подошел еще один человек; высокий, статный, словно изваянный умелым резчиком, в то же время он вызывал у окружающих страх.

— Еще одна славная победа! — объявил предводитель отряда. — Неужели они так и не выследят Ашвараву до того, как наш отряд окажется под стенами Хасинты?

Девушка улыбнулась, хотя и испытывала неловкость, оттого что он упомянул о себе в третьем лице; главным образом потому, что Ашвараву говорил об «Ашвараву» как о чем-то большем, чем о человеке из плоти и крови.

Однако боюсь, караванов больше не будет, — продолжал командир. — Толстяк Гриаш не решится посылать новые, учитывая, насколько силен Ашвараву. Придется сровнять с землей еще несколько селений, чтобы обеспечить себя припасами на зиму.

Внешнее спокойствие Бринн на мгновение дало трещину, стоило ей представить себе, что будет с жителями этих мирных селений.

— А может, стоит отправиться прямо в Бехрен? — с недоброй усмешкой спросил вдруг Ашвараву.

Девушка в ответ лишь пожала плечами.

— А как считаешь ты, мистик? — Командир отряда посмотрел на Астамира. — Решил, зачем ты остаешься с нами?

— Когда душа созреет для ответа на твой вопрос, известно только ей самой.

Ашвараву недоуменно посмотрел на него и внезапно разразился хохотом.

— Что ж, как знаешь! — сказал он. — От тебя, надо признать, есть толк. Ты, правда, не сражаешься, зато прекрасно обращаешься с лошадьми. Да и пищу добываешь неплохо. Продолжай отрабатывать свой хлеб. — Мистик счел за лучшее не указывать на то, что пищу он добывает в гораздо больших количествах, чем требуется ему самому. — Любопытная вы, должен сказать, парочка! Главарь бунтовщиков отступил на шаг, переводя взгляд с Бринн на Астамира. — Может, вы разлученные когда-то отец и дочь?

Тогайранка вздрогнула. Ашвараву шутил, надо полагать, но упоминание об отце причинило ей боль.

Ашвараву, видимо, понял, что его слова неприятны Бринн.

— Ну, а ты во вчерашнем набеге показала себя с самой лучшей стороны, — заметил он, — Согласись: редкостное удовольствие прикончить раненого бехренца!