Книга Валерия. Роман о любви, страница 112 – Юлия Ершова

Птичка затрепыхалась, но руки охотника обвили её крест-накрест и тянут на дно своей души. Каждая клеточка Леркиного разомлевшего тела узнала своего повелителя и требует соединения с ним, полного слияния. Противится лишь сердце — ведь он предал. А губы повелителя поцелуем вампира припали к спине. Лера чувствует, как натянулась кожа на плече и… Открывается злая давняя рана прямо под его раскалёнными губами. Он отпрянул — вкус крови отрезвил его.

Он ладонями трёт губы и глаза и смотрит на свой образ, запечатлённый на ртутной глади старинного зеркала. «Вот что делает асимметрия…» — шепчет он и ищет уже глазами облапанную Венеру, но встречает взглядом хозяйку дома, укутанную в синий банный халат. Пояс махровой змеёй обвил её талию и угрожает непрошеному гостю расправой.

Воплотившийся из зеркала гость трёт губы и нос, поглядывая на заострившееся от злобы лицо хозяйки профессорской квартиры. Он не справляется со вдохами и сипит, как больной. Его безупречный план провалился — Лера не должна была опомниться. «Импровизация?» Последняя соломинка протянула проигравшему свою слабую руку. Но бодрый марш дверного звонка усиленными децибелами сломал её надвое, как одинокий прутик знаменитого веника.

— Родные мои, — радуется хозяйка, пояс на её халате болтается, как обвисшая петля. — Настюша… проходите.

Четырёхлетняя копия Киселя рыжим огоньком закатилась в профессорскую квартиру и, стрельнув зорким взглядом на непрошеного гостя, понеслась в зал и тут же стащила с полки сушёного крокодила — её отец даже не успел сбросить с ног истоптанные сандалии. Девочка знала, что старшего брата нет дома, поэтому семейные ценности папиной тёти Леры не охраняет никто. Можно ещё проникнуть в его комнату и потеребить недоступные игрушки. Счастье!

Спасая старое чучело от глумления, Кисель спотыкался и грозил проказнице арестовать её плюшевого пони, у которого из-под бровей выкатились почти человеческие глаза. Девочка прижала к груди чучело и заревела, прильнув к папиной Лере. Медная голова проказницы, кроме задранных вверх косичек, исчезла в махровой шкуре банного халата.

— Она нечаянно, — взмолилась хозяйка халата и протянула руку Киселю, гостю тоже незваному, но желанному, особенно сегодня, когда предатель водворился в её доме.

Незваный, но желанный открыл было рот для возражений, но онемел. В конце коридора шевельнулось тёмное облако и двинулось навстречу, из него проявилось лицо Яновича. Через мгновение Кисель жал его руку и разглядывал недельную щетину на бледном осунувшимся лице.

— Ой, ребята, Лера, я не вовремя, — сообразил желанный и незваный, — простите, мы сейчас пойдём… Настя!

— Нет! Не-не, — протестует подсохшая купальщица и затягивает обвисший пояс. — Я вас не отпущу. А Валерий Леонидович как раз собрался уходить, он очень спешит, заскочил на минутку по старой памяти. Вот ведь несчастье. У меня осталась его вещь, милая такая вещица, я за ненадобностью совершенно позабыла о ней. Колечко с фальшивым камешком. — Лера как будто из воздуха вытянула коробочку, обтянутую бархатом непонятного цвета, и избавилась от неё, как от горячего угля, влупив этой коробочкой в проявленную из облака фигуру Яновича, а потом отпрянула. Кисель тоже шарахнулся.

— Ступайте, — с раздражением выпалила она, обращаясь к первому гостю. — Повода для встреч больше нет!

Но гость даже не шелохнулся. Он смотрел на Киселя взглядом уничтоженного человека и просил помощи:

— Слава! Поддержи меня, у неё… У тебя рана открытая на спине. Кровь! Давайте промоем, давайте что-то делать, — взмолился он.

— Покажи, Лера! — потребовал бывший муж у первой жены, краем глаза наблюдая за тем, как на ковре профессорской гостиной его дочь выламывает нижнюю челюсть у сушёного крокодила.

Лера побледнела, глаза её сузились до двух синих злых точек.

— Сейчас наш визитёр уйдёт, — сквозь зубы процедила она, — и мы в семейном кругу разберёмся.

Глаза визитёра почернели, превратившись в две пропасти бездонные. Он кивнул и исчез за кожаной дверью.

— Валера! — кричит ему вслед Кисель и переводит взгляд на крокодила с отпавшей челюстью. — Лера! — вопит он и дёргает конец затянутого пояса на её талии. — Да что стряслось? Хороший мужик. За что ты его?

Когда Слава негодует, у него дрожат белые обмякшие щёки. Лера смотрит на него с жалостью. В прошлой жизни лицо его трескалось от сытости, а не дрожало.

— Не будем это обсуждать, — с теплотой говорит она и обнимает бывшего мужа. — Он — чужой. Всё.

Лера ведёт за руку единственного оставшегося гостя в зал и не замечает раненого крокодила.

— Расскажи, как у вас дела? Почему Альку не пришёл провожать? Он так ждал, — говорит Лера и дышит легко, радостно, как будто вырвала из груди старую занозу.

— Да вот, извиниться пришёл. Может, он позвонит, уж вечер. Я поговорю с ним. И Настя хотела.

— И что скажешь? — улыбается Лера, но глаза её холодны.

— Скажу — не пришёл, но хотел. Ты сама скажи ему, если что, скажи: папа не пришёл, потому что тётю Свету в больницу отвозил. И спроси, во сколько завтра он перезвонит. Или лучше ты сама договорись, на восемь вечера например, — сбивается с мысли папа Слава, но говорит бойко. — Мы с Настей подойдём… Или вот что, телефон узнай, как с ребёнком можно связаться, я позвоню с работы, из дома…

— Света? — хмурит брови Лера. — Что с ней? Почему не сообщил?

— Да не нападай, — возмутился желанный гость и нахмурил бесцветные брови. — Пришёл же сообщать. Угроза. Роды начинались раньше времени. Но мы успели, пока врачи ситуацию удерживают. Она на капельницах, с постели не встаёт.

— Ой, — вздохнула Лера и тоже нахмурила бесцветные брови.

— Жалко так её, лежит на кушеточке, не шевелится, руки исколоты, а лицо такое несчастное, столько страданья в нём. — Слава не стал притворяться супергероем, сдерживая слёзы, и упал на грудь бывшей супруге.

Раскатистые рыдания наполнили профессорскую квартиру, которая была ему родным домом. Лера обняла отца своего сыночка и принялась гладить его рыжую голову, как будто шёлк под рукой. В голове её бродили мысли: «У Альки должна быть и его часть. Какая?.. А ведь он и правда жену любит и в дочке души не чает. Как я могла выйти за него? Ведь он не мой, а её суженый, Светланы Речкиной. Простите меня, Слава и Света, и будьте счастливы».

Лера перевела взгляд на девочку, которая сидела к ней спиной за обеденным столом. Рыжие косички поросячьими хвостиками торчали над головой и вздрагивали розовыми ленточками.

Как здорово, думает Лера, иметь дочь — женское существо рядом, родное. И вообще, самое главное женское счастье — любить мужчину и рожать от него.

Женское существо, милое и неперечное, повернулось к Лере и растянуло рот в шоколадной улыбке. Казалось, что и глаза её истекают шоколадом.

— Настюша… — успела вымолвить Лера и вздрогнула от крика бывшего мужа. Он угрожал девочке жёсткой расправой — углом и телевизором.