Онлайн книга «Тени, которые проходят»
|
— Не надо стесняться. Вот вам лесочек. Обедать ездили на велосипедах в St. Aigulfe. Там давали обычные французские обеды из многих блюд. Но в виде закуски подавали дыню или арбуз. Дыни были хороши, а арбузы никуда не годились. По-французски арбуз называется «водяная дыня» (melon d’eau). Наша хозяйка имела собачку по имени Follette [61]. Собачка вдруг ни с того ни с сего начинала ловить свой хвост и при этом бешено кружилась, как вращающийся волчок. Надо сказать, что ее хозяйка тоже была чуть-чуть помешана. Например, однажды она захотела подушиться, забыв, что во флакон с духами зачем-то налила прованского масла. В результате совершенно испортила свою единственную шелковую кофточку. Затем как-то она заявила нам, что ей совершенно необходимо отлучиться на три дня и что она просит Марию Дмитриевну заменить ее, вступив в должность Chef du gare. Моя кандидатура при этом не рассматривалась, что свидетельствовало о ее невысоком мнении о моих деловых способностях. Мария Дмитриевна, женщина смелая и властолюбивая, согласилась стать на три дня начальником вокзала. Через станцию в сутки проходили только три поезда, да и те днем. Первый утренний поезд подошел вовремя. Кондуктор соскочил из вагона и закричал: — Madam chef du gare, ou ktez-vouz? [62] Мария Дмитриевна выбежала на платформу и ответила: — Voila! C’est moi! [63] И тут начался балаган, потому что появился новый Chef du gare. Она деловито передала им багаж, который они должны были увезти, дала расписаться им за него в какой-то книге. Свисток. И поезд покатил. Через три дня настоящая Madame chef du gare вернулась, без конца благодарила Марию Дмитриевну и сказала: — Меня переводят на другую станцию. Приезжайте ко мне. Мы как-то приехали к ней. Там была прелестная бухта, в которой мы купались. А квартиру она нам отвела шикарную и бесплатно. Эту квартиру ей поручено было сдать каким-нибудь англичанам-туристам, которые платят английские цены, то есть втридорога. Но пока что мы великолепно выспались, не заплатив ни гроша. Follette, конечно, переехала с нею. * * * Итак, прежде всего мне надо было выполнить обещание, данное Якушеву, описать мои впечатления о полуторамесячном пребывании в Советской России. Я писал это в убеждении, что «Трест» есть «контра проклятая», не зная, что он уже давно превратился в орудие ЧК для борьбы с контрреволюцией. И поэтому я поставил условие, чтобы весь мой текст был прочитан и одобрен Якушевым, то есть в итоге, как это оказалось, Дзержинским. Чтобы ускорить это дело, я посылал написанное мною частями и получал обратно, ожидая, что красные чернила цензуры будут пущены в ход. Но, к моему удивлению, из всего текста в триста печатных страниц вычеркнута была только одна строка, совершенно неважная. Технический процесс писания происходил следующим образом. Я диктовал текст Марии Дмитриевне, и приступили мы к этой работе немедленно, как только она несколько оправилась от тяжелой болезни. Естественно, что когда мы с нею опять увиделись, я хотел ей рассказать на словах о том, что со мною было в Советской России. Но она отказалась. — Я не могу слушать, буду слишком волноваться, — заметила она и прибавила, — ведь ты будешь все это записывать? — Да. — Вот и диктуй мне. Если я буду писать, то не буду так волноваться. Мы так и поступили. В St. Marguerite она приходила ко мне в комнатку на третьем этаже, и там мы работали — никто нам не мешал. Особенно это было удобно, когда приехали Билимовичи и, следовательно, внизу стало шумно. Диктовал я ей и на чердаке той станции, где Мария Дмитриевна стала Madame chef du gare. Но иногда мы работали и после обеда в ресторане в St. Aigulfe, а также и на вилле, которую сняли Билимовичи. Там, насколько помню, я кончил работу над книгой, которая тогда же и получила окончательное название «Три столицы». Не помню, как нашелся издатель, но помню, что я его не искал. Издательство «Медный всадник», находившееся в Берлине, предложило мне свои услуги. Я согласился, но с тем, чтобы предварительно отрывками книга прошла в газете «Возрождение». Должен сказать, что в отрывках мое произведение как-то вульгаризировалось и стало походить на детективный роман, главным образом благодаря подзаголовкам. Один я помню: «Человек со спичками» и так далее в том же духе. Получалось что-то вроде Ната Пинкертона. Тут дело было в том, что в «Трех столицах» была одна общая идея, которую без знания секретного шифра, каким-то наитием прочел мой друг Сергей Андреевич Френкель, а именно — «Россия жива». А эти подзаголовки типа «человек со спичками» отодвигали основную идею на второй план. * * * Вернемся на мгновение в St. Aigulfe. Там явственно происходило сближение моего двадцатиоднолетнего сына Димы с его кузиной Таней Билимович девятнадцати-двадцати лет. А я в это время должен был поехать по каким-то делам в Draguignan (Драгиньян), главный город департамента Вар, и Таня почему-то вызвалась меня сопровождать. По дороге выяснилось, почему. Она заявила, что они с Димой хотели бы пожениться, и хотела бы узнать мое мнение по этому поводу. Я сказал ей: — Дима уже хотел жениться на Мирре Бальмонт… Она перебила меня: — Но это другое, дядя Вася. — Пусть другое. Я и тогда не препятствовал Диме, но сама Мирра решила вопрос по-своему, как ты знаешь. И сейчас я не препятствую, если вы не предполагаете вступить в брак немедленно. — Нет, конечно. Вернувшись, я поговорил об этом с моею сестрою, то есть с матерью Тани, и сказал ей, что они почти однолетки, а это значит, что Дима будет еще молодым, когда Таня начнет стареть. При этом я не подумал о том, что моя сестра была примерно однолетка со своим мужем, если даже и не старше его года на два. Сестра спокойно выслушала и заметила: — Я скорее жду осложнений со стороны Тани. Она непостоянна. В конце концов мы решили предоставить времени это дело. Оно и разъяснилось впоследствии. Мы не могли тогда предвидеть, что появится еще одно существо, которое Диму полюбит прочнее других. * * * В связи с этими разговорами мне вспомнилось время, когда Диме было пять лет, Ляле — девять, а Васильку — одиннадцать. Я подслушал тогда такой разговор. Ляля, более живой, обратился к Диме очень строго: — Мы не женимся! И затем еще строже: — Слышишь?! Дима, конечно, слышал и приготовился к чему-то плохому. Ляля продолжал: |