
Онлайн книга «Дайте мне обезьяну»
– Здесь, – подвел сторож, – глядите, здоровенькие. – Вон ту, – сказал Колян, показывая на лохматое существо, виляющее хвостом. – Видишь, глаза какие. – Молоденькая, – похвалил сторож. – А мне кажется, та потелегеничнее… нет? – спросил Жорж. Телегеничность и лохматость были основными условиями отбора. – Нет, – сказал Колян твердо. – Эта на Ушанку не тянет. Вон та Ушанка. Услышав слово «ушанка», сторож полюбопытствовал: – Скорняжите, значит? – Сам ты скорняжишь, отец, – сказал Колян. Старик смело прошел за сетку к собакам, через минуту на Ушанку надели поводок. Колян, склонясь над счастливой дворнягой, рассматривал шерсть на спине, много ли блох; сын ветеринаров знал, что о присутствии блох можно судить по черным точечкам на кончиках ворсинок – то блошиные экскременты. – А справочку ветеринарную не хотите? – А ты, батя, что, и справки выписываешь? – Выписываю не выписываю, а организовать могу. – Нужна нам справка? – спросил Колян компаньона. – А зачем? – Ну мало ли? Он привередливый. Может и справку потребовать. – Обойдется. – А если будут копать? – Кто будет копать? На этом участке не докопаются. – Ребята, – робко сторож сказал, – я в ваши дела не вмешиваюсь, но если вас интересует скотомогильник, могу показать. – Ты нам, батя, вот что скажи, нам бы так, чтобы огласки не было… и чтобы задним числом… организуешь справочку? – Триста. – Прямо сейчас? – Завтра. После обеда. И еще свидетельство. С печатью. – Может, и не понадобится. Вот тебе на бутылку еще. – Покорнейше благодарю. Со справочкой-то мне бы самому спокойнее было. – Тебе-то какая разница? – Дак ведь я ж не знаю, зачем вы, ребятки, может, вы на шашлыки… Политтехнологи переглянулись. – А если на шашлыки, – спросил Жорж, – обязательно справка нужна? Если со справкой, думаешь, с тебя и спросу не будет? – Ничего я не думаю! Я так про шашлыки сказал!.. В ней и мяса нет… на шашлыки. – Что же, батя, ты не веришь нам, что мы его дочке собачку купить решили? – А какая вам разница, верю я или не верю? – Нет, ты скажи, почему ты не веришь? – А вы на себя посмотрите… – Кто ж мы, по-твоему? – Ну, это не мое дело… кто вы, по-моему!.. – Нет, ты не бойся, ты скажи, что мы, по-твоему, с этой собачкой делать будем? – А то и будете, – внезапно осмелев, сторож сказал. – Пырнете ножом, а потом кровью голую женщину поливать станете! Блудницу! Металлический блеск появился в глазах старика. – Батя, вот тебе еще десятка, в церковь пойдешь, свечку поставишь… – Совсем рехнулся в своей живодерне, – сказал Жорж, когда вышли на улицу. Дверь в автобус была закрыта, Женя-водитель ушел искать, где купить сигареты; здесь, у колеса, и открыли бутылку. Ушанка с такой радостью слопала колбасу, для нее специально прихваченную, что растроганные политтехнологи отказали ей собственную закуску. – Может, нам это зачтется, – сказал Колян, но не сказал где (наверное, «там»). Водка на него как-то сразу подействовала, лицо покрылось красными пятнами. – Ты это… здоров? Он только рукой повел, мол, хорошо, не надо. И вдруг стал декламировать: – Живодерня. Засовы-затворы. Клетка-сетка. Железная дверца. Меня встретили сухо. Зато мне подарили щенка. «И запомни, что у каждого есть оно, сердце…» – Ты чего это? – вытаращил глаза Жорж. – Я стою со зверенком… со зверем. Он за пазухой, короткохвостый. Если жизни свои соизмерим, то у нас одинаковый возраст… – Чье это? – спросил Жорж испуганно. – Мое! – произнес Колян (как в омут головой). – Да ты что? – протянул Жорж. – Сейчас придумал? – Нет, в юности… В школе учился еще… – Если взять всех собак и собрать их, то ведь… тоже у каждой по сердцу… Я стою… мы стоим перед сеткой, а за сеткой – другие собаки… – Да ты, Колян, типа поэт! – воскликнул Жорж, восторженно. – Нет, юношеское, – сказал Колян. – Думал, забыл, нет, помню… – И глядят как-то странно собаки: то ли сердятся, то ли за благо принимают то, что собака покидает собратьев, и, наверно, меня за обманщика, что внушает: «Легко помирать», — принимают. Ведь я насобачился и людей, и собак понимать. – Ты? – опешил Жорж. – Я, Жорж, я. Это я о себе писал. – Ну ты меня убил. Вот не ожидал… Я ж тебя сколько лет знаю… – А вот видишь, каким был… когда в школе учился, – Колян вздохнул ностальгически. – Я за это стихотворение… премию получил… На конкурсе юных поэтов… Мне книжку подарили… Понимаешь?… Ахмадулину… – Слышь, так ведь это ж, про собак, его опубликовать надо! Как раз в жилу! Рядом с фотографией… как ее… Шапки этой… Ушанки… – Не хочу. – Да мы тебя в каждый ящик опустим!.. – Не хочу в ящик… – Да ты же находка!.. – Отстань… – Ты что, светиться не хочешь?… Тогда без подписи давай… – Не хочу без подписи… – А можно Илье нашему приписать… Муромцу… – Богатыреву? – воскликнул Колян. – Ни за что! – Какая идея богатая! – закатил глаза Жорж. – Надо обязательно Филимонычу сказать, ему понравится… – Только не Богатырев!.. – Он собачку-то не на улице подобрал, а как мы – в животноприемнике… Вот откуда Ушаночка!.. И стихи придумал… сам!.. твои!.. Это ж гениально!.. Нет, скажи! – Иди ты в жопу! Почему я должен свои стихи отдавать Богатыреву, пускай даже юношеские? – Я понимаю, – сказал Жорж уважительно, – это часть тебя… – Меня!.. Понимаешь?… Моей души!.. Моего сердца!.. Извини за выражение. – Так тебе ж откупные заплатят, – произнес Жорж неуверенно, слово гонорар он произнести не решился. – Иди ты со своими откупными!.. |