Книга Калинова Яма, страница 3 – Александр Пелевин

— Честно — да. Очень. Даже американский. Только не пишите об этом, а то некоторые мои товарищи могут дать мне за это по голове, — Кестер рассмеялся.

— Как скажете.

Сафонов вновь посмотрел на компанию американцев: они медленно и лениво поднимались с кресел и собирались уходить. Один из них копался в бумажнике, чтобы расплатиться.

— И напоследок, — Сафонов с облегчением вздохнул. — Как вы можете оценить перспективы советско-германского сотрудничества в культурной сфере?

— Перспективы прекрасны. Мы гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд. Мы — разные народы с разным национальным характером и разным темпераментом, но если мы будем вместе работать на благо нашего будущего, мы добьемся ошеломительного успеха. Так и будет: я в этом более чем уверен.

— Спасибо за яркое интервью.

— Не стоит благодарности. Мне очень приятно общаться с вами.

Сафонов вновь посмотрел в дальний угол: американцы расплатились и пошли к выходу. Кестер тоже наблюдал за ними. Между собеседниками повисло недолгое молчание, пока туристы выходили из ресторана.

Сафонов захлопнул блокнот и нервно повертел в пальцах ручку. Затем он подозвал официанта:

— Будьте добры, два темных пива, пожалуйста.

Когда официант удалился, Сафонов слегка понизил голос, но почти не сменил тона.

— А теперь, Клаус, давайте о деле. Я очень долго добивался разрешения на это интервью.

Кестер снова протер очки и ответил таким же слегка пониженным голосом:

— Зачем вы предложили этот ресторан? Мы тут как на ладони. И эти американцы, — он кивнул на опустевшее место в дальнем углу. — Да и официант.

— Вы полагаете, один из американцев?

— Тот, что делал вид, будто засыпает за столом.

— А официант?

— С большой долей вероятности. Еще я видел мужчину, который минут десять курил за окном. Одну за другой. Постоял, выкурил три папиросы и ушел.

— Но мы провели интервью. Если они и слушали, то теперь все нормально. Лишняя паранойя вредна, Клаус, и вы, как никто другой, это знаете.

Кестер промолчал. Его лицо больше не показывало ленивой расслабленности: глаза его нервно бегали по сторонам.

— Вы железный человек. Завидую. Я уже старый, нервы ни к черту, — Клаус снова посмотрел в окно. — Завтра я возвращаюсь в Берлин. Несколько моих коллег тоже. Некоторые уже уехали вчера, другие уедут сегодня или завтра.

— Так скоро? Вы полагаете…

— Я знаю.

Оба замолчали и стали смотреть в окно: официант принес пиво. Сафонов поблагодарил его и попросил счет. Официант вновь удалился.

— Когда? — встревоженно спросил Сафонов.

— Не знаю, но очень скоро. Точно знаю, что у нас еще как минимум десять дней. Но меня отзывают обратно уже сейчас. Более того: на Чистом переулке ^[1] сжигают бумаги. Я видел, как коробки с документами относили в подвал. При этом никто толком ничего не говорит касательно даты. Но на уровне слухов — да, около десяти дней.

Кестер достал из кармана жилета серебряный портсигар, нервными движениями достал сигарету, чиркнул спичкой и закурил.

— Теперь вы понимаете, что моя тревога небеспочвенна.

— Понимаю, — Сафонов тоже закурил.

— В общем, вот, — Кестер распахнул пиджак и вытащил из внутреннего кармана свернутый экземпляр «Комсомольской правды». — Это вам. По нашему делу.

Сафонов взял газету, развернул, глянул на дату. Это был вчерашний номер: тот самый, в котором была его заметка о секции плавания. На главной полосе была фотография Светланы Тихомировой, которая встретилась ему сегодня в трамвае.

— Как обычно? — спросил он.

— Да, — Кестер резко выпустил струю дыма и стряхнул пепел.

Сафонов свернул газету и положил ее в саквояж. Из дальнего конца зала к ним шел официант. Кестер снова затянулся сигаретой и отхлебнул пива.

— Хорошее, густое, — сказал он.

— Да, мне тоже нравится. Главное — не злоупотреблять, — улыбнулся Сафонов.

Официант положил на стол счет.

— Что-то еще? — полюбопытствовал он.

— Нет, спасибо, — с улыбкой ответил Сафонов. — Очень хорошее пиво.

— Рад слышать, — официант вежливо откланялся и удалился.

— А что вам нравится из современной советской музыки? — сменил тему Сафонов. — Может быть, слышали Шульженко?

— Шульженко слышал, очень хороша, — Кестер снова говорил медленно и лениво, потягивая пиво из кружки. — И Изабелла Юрьева. Чарующий голос.

— Согласен, — Сафонов тоже глотнул пива и откинулся на спинку кресла, потому что в глаза вдруг резко ударил луч солнца, отраженный через стекло от витрины напротив. — Кстати, хотел спросить: не осталось ли у вас сигарет? Я имею в виду — нормальных сигарет.

— Увы, увы, — повел плечами Кестер. — Давно не привозили. У меня в портсигаре осталась последняя. Простите, но не смогу вам ее пожертвовать.

Допив пиво и расплатившись, они вышли из ресторана, пожали друг другу руки и попрощались. Сафонов пошел к остановке трамвая. Кестер остался у входа в ожидании такси.

Олегу было тревожно. Трамвай на этот раз был почти пуст: он сел у окна, поставив саквояж на колени, и тяжело вздохнул.

Придя домой, он закрыл за собой дверь, плотно завесил шторы, поставил саквояж на стул и вытащил газету. Открыл на двенадцатой странице. К ней была плотно приклеена желтоватая бумажка с длинными рядами мелких цифр. Сафонов нагнулся к плинтусу и вытащил из-под паркета похожую бумажку, но в два раза больше по формату. Сел за стол, положил обе бумажки рядом, взял ручку и принялся за расшифровку.

Через полчаса текст был готов. Сафонов хмурился и кусал губы. Ничего хорошего.