Онлайн книга «Калинова Яма»
|
Оглянувшись назад, он увидел, что болотное сердце больше не блестит черной грязью на солнце. Оно начинало высыхать. Ему снова стало невыносимо тоскливо. Он не понимал, почему. Он сжал зубы и зарылся лицом в траву. Туман над болотом постепенно рассеивался, солнце начинало подниматься над горизонтом, и его лучи казались уже не такими красными. Становилось немного теплее, со стороны леса потянуло торфяным дымом. Вдалеке, где-то за тропинкой послышались приглушенные голоса. Гельмут поднял голову и прислушался. «Брать живым…» «Где-то там, у болота.» «Точно здесь, далеко уползти не мог.» Резким рывком он вылез из трясины, снова увяз по колено, упал, поднялся, вытащил ногу, выбрался на берег и залег в осоке. Голоса стали отчетливее. Он раздвинул высокую траву и попытался вглядеться в сторону тропинки. Между деревьями мелькали синие фуражки. Низко пригибаясь, он побежал по берегу вправо от тропы, пытаясь снова не увязнуть в липкой грязи. Пробежав с два десятка шагов, оглянулся. Фуражек он не увидел, но голоса стали ближе. Побежал дальше. Через несколько минут Гельмут обнаружил сильно заросшую тропинку, которая поднималась по небольшому холму в сторону от болота. Осторожно оглядел высоту, осмотрелся по сторонам: никого. Голоса стихли. Продолжая пригибаться, он осторожно пошел по тропинке, раздвигая руками кусты и опасливо озираясь. Кажется, оторвался, думал он. Но нет, нет, расслабляться рано. Холм был совсем невысоким, но подниматься оказалось трудно: после беготни по болоту сил оставалось мало. Поднявшись наверх, он залег в траву, уткнулся лицом в землю и попытался отдышаться. Нет, нет, нельзя просто так лежать, подумал он. Они еще где-то здесь. Он осторожно приподнялся на одно колено, посмотрел в сторону, откуда бежал. За кронами деревьев не было ничего видно, голоса тоже продолжали молчать. Ощущение опасности не уходило. Гельмут прополз еще немного и через десяток метров обнаружил, что холм кончается крутым обрывом, за которым сплошным черно-зеленым пятном расплылось болото. Черт, подумал он. Загнал себя в ловушку. Сидя на коленях перед обрывом, он со злостью сжал зубы и ударил кулаком в землю. — Далеко вы забрались, — раздался сзади насмешливый голос. Гельмут обернулся и резко вскочил. Перед ним стояли Орловский и Сальгадо. Сальгадо был таким же, как и всегда — в костюме, с хищным носом, с неестественно блестящим стеклянным глазом. Орловский на сей раз выглядел низкорослым и крепким, широкоплечим, с толстыми мясистыми губами и маленькими глазками. Он снял с головы фуражку, обнажив курчавые черные волосы, и смахнул рукой капли пота со лба. — Ну вот зачем вы продолжаете прятаться, Лаубе? — спросил Орловский. — Вы же прекрасно знаете, что мы найдем вас. Всегда и везде. — За вами должок, а вы отдавать не хотите. Нехорошо, — ухмыльнулся Сальгадо. Разговаривая, они медленно подходили к Гельмуту. — Вы все еще не до конца осознаете, в какой ситуации оказались, — продолжал Орловский. — Понимаете ли, вы вообще не можете от нас убежать. Никак. И спрятаться не можете. Если вы не видите нас, это не значит, что мы не видим вас. Хороший разведчик должен осознавать такие вещи и всегда держать их в уме. — Но вы плохой разведчик, — сказал Сальгадо, сделав еще шаг в его сторону. — Очень плохой, — кивнул Орловский. — Не подходите ко мне, — сказал Гельмут, попятившись. — Ну вот опять, — Орловский закатил глаза. — Гельмут, вы скучный. — Вы можете закончить ваш сон в одно мгновение, — сказал Сальгадо. — Просто отдайте то, что должны. И все будет хорошо. Гельмут промолчал и сделал еще один шаг назад. — Наш друг не настроен на сотрудничество, — с деланой грустью хмыкнул Орловский. — Заставляет нас идти на крайние меры, — ответил Сальгадо. — Нехороший вы человек, Гельмут Лаубе, — добавил Орловский. — Очень плохой, — кивнул Сальгадо и сделал шаг в сторону Гельмута. — Не подходите ко мне, — повторил Гельмут. — Кончайте ломать комедию, — сказал Орловский. — Ваше дело кончено. Гельмут сделал еще несколько шагов назад. Сальгадо и Орловский, обеспокоенно переглянувшись, поняли, что он хочет сделать, и кинулись к нему. Но было поздно. Гельмут резко развернулся, оттолкнулся ногами от земли и прыгнул вниз, раскинув руки. Обрыв оказался выше, чем думал Гельмут. Намного выше. Он летел вниз, почему-то совершенно не чувствуя паники, без замирания сердца, без сбивчивого дыхания. В полете он ощущал спокойствие и ясность ума. Ему вдруг вспомнился репортаж, который он делал в московской школе плавания. Точно так же юные пловчихи прыгали с трамплина в бассейн — спокойно и собранно. В их движениях виделась торжественная легкость, и они были стройны и прекрасны, с сильными ногами, блестящими от воды на солнце, с прямыми спинами. Он закрыл глаза и представил себе эту картину во всех подробностях. В здании бассейна тогда было жарко и душно, а от воды пахло хлором, и вокруг толпились корреспонденты, комсомольцы, родственники с цветами и конфетами. А в голове звучала песня, которую пловцы хором исполняли перед началом соревнования. Он почему-то помнил каждое слово этой песни. И когда эти юные девицы прыгали в воду, Гельмут (тогда еще Сафонов) не смог удержаться, чтобы не напевать ее себе под нос. Ветры над нами полощут
Шелка наших гордых знамен.
Идем мы на Красную площадь
В строю физкультурных колонн.
И было тепло и солнечно, и юные пловчихи, пройдя дистанцию, выбирались по лесенке из бассейна, сияли смущенными улыбками, снимали шапочки, выпуская растрепанные волосы. Не зря мы себя закаляем,
Не зря свои силы крепим:
Мы клятву товарищу Сталину
И Родине клятву дадим.
Он сделал удачный кадр, сфотографировав стройную белокурую девицу как раз в тот момент, когда она сняла шапочку и случайно посмотрела в кадр. Это была Светлана Тихомирова. Под небом ясным
Страны прекрасной
Сегодня мы гимнасты и пловцы,
А гром пусть грянет
И час настанет,
— Мы завтра Красной армии бойцы!
Над Гельмутом сомкнулась темная водная гладь, обдав его холодом и замедлив прыжок. Песня в голове замолкла. Теперь он тихо и размеренно погружался под воду. Ощущение нереальности происходящего вновь охватило его, когда оказалось, что он может спокойно дышать под водой и видеть, — правда, видеть было нечего. |