Онлайн книга «Бабушкин внук и его братья»
|
— Ну-ка прекратите немедленно! Не хватало ещё поругаться под конец праздников! А Вячик хмыкнул и мудро сказал: — Вот так и начинаются религиозные войны… Арбуз попыхтел с полминуты, валенком пнул в костёр выскочивший уголёк. И пробубнил — видать, через силу: — Алька, ты меня прости… — Всё-таки он был настоящий верующий. Не то что я. Я терпеть не мог просить прощения. Если приходилось, от стыда закладывало уши. Но тут я выдавил в ответ: — И ты… меня… А что было делать? Не хватало ещё развалить нашу компанию! Куда мы друг без друга? — И чтобы больше… никогда никаких споров, — потребовала Настя. — Ясно вам? Мы надуто молчали. От неловкости. — Арбуз, ясно тебе? — А я че… Ну, ясно. — Алька! Я сдвинул пятки. — Так точно, ваше превосходительство! — Я серьёзно. — И я… — Вячик! — А я-то что? Я не начинал… — Вальдштейн! — Ну, ясно, ясно… Уж он-то больше всех должен был ценить нашу дружбу. Ведь в этом учебном году никто к нему не приставал именно потому, что мы в классе держались вместе: он, Пшеницына и я. А в случае чего — в седьмом классе был здоровый и крепкий Арбуз Стебельков… В общем, получилось, что мы там, на заснеженном огороде, подтвердили нашу дружбу. Конечно, не клятва это, но и не совсем простые слова. Всё-таки у огня, у новогодне-прощального костра… Вячик вдруг поёжился: — Скорее бы весна… И она пришла. Довольно скоро. В феврале ярче засинело небо, сильнее заискрился снег — жёлтый на солнце и лиловый в тени. Говорливее сделалась речка Стеклянка, которая так и не застыла на зиму. Наверно, потому не застыла, что ближние фабрики спускали в неё морозоустойчивые растворы… Дни бежали, часы в бабушкиной комнате подгоняли их своим «тик-так». Если дурашливый Квасилий останавливал их, я запускал механизм снова. Однажды я пришёл из школы и опять не услышал знакомого тиканья. — Ну, Квас, когда-нибудь я тебя поймаю… — Я толкнул бабушкину дверь. Часов не было. — Ба-а!.. Она очень спокойным голосом сообщила из кухни: — Приезжали грузчики из комиссионного магазина, увезли. Я после зрелых размышлений решила, что телефон важнее. Вот… И не надо эмоций. В конце концов, следует смотреть на вещи трезво. Вдруг у меня случится сердечный приступ? Как вызвать неотложку? Тут важна бывает каждая минута. У бабушки было отличное (тьфу-тьфу!) для её возраста здоровье. Иногда спина заболит или простуда привяжется, но не надолго. Какие сердечные приступы! — Это папа допёк тебя! Душу вынул… — Не смей так говорить об отце! Никто из меня ничего не вынет, если я не захочу… Конечно, она сама захотела. Но последней каплей этого «хотенья» была наверняка недавняя ссора с отцом. Однажды вечером он пришёл очень поздно. Мама ужасно тревожилась. Я тоже. И бабушка, конечно, хотя и вида не подавала. Когда он появился, мама не выдержала: — Мы себе места не находим, а ты… Как это называется! — Это называется — дела. Работа… — Работа, которая пахнет коньяком «Белый аист»! У меня прекрасное обоняние! Отец сказал, что была презентация нового изделия, пришли представители заказчика, уйти было нельзя. — И ты не мог предупредить нас заранее? — Это получилось неожиданно, они приехали из Петербурга… Разве я виноват, что нет у нас телефона! — Не кричи, пожалуйста. А он и не кричал. Только чуть повысил голос. Но мама заявила: — Ты кричишь, как на пожаре. Да ещё пьяным голосом. Не знаю, где и с кем ты проводил свою… презентацию, но дома, при сыне, будь добр вести себя прилично. Если угодно, можешь шуметь в Калуге, при другом своём… наследнике. — По-моему, ты просто выжила из ума, — выдал в ответ папочка. Мама молча ушла из кухни. Отец сразу обмяк, растерянно посмотрел на меня. — Такие вот дела, брат… — И хотел положить мне ладонь на голову. Но я увернулся и тоже ушёл к себе. А потом лежал под одеялом и маялся. Вспоминал, какие беззащитные сделались у отца глаза. Через полчаса я не выдержал, на цыпочках подошёл к кухонной двери. Отец сидел перед телевизором и смотрел на выключенный экран. Дверь скрипнула, он обернулся. — А, это ты… Наверно, он думал, что это пришла мириться мама. А тут такое разочарование: всего-навсего сын! — Ты что-то хочешь сказать? — Равнодушный тон. Я понял: это он отыгрывается за свою недавнюю растерянность. И за то, что я уклонился от его ладони. — Нет. Ничего не хочу… — А мне показалось… — Что? — Будто ты чем-то недоволен. — Да, недоволен. Как ты разговариваешь с мамой… Он повернулся ко мне вместе со стулом. — А вот тут, дорогой мой, ничего не поделаешь. Перевоспитываться мне поздно. Пока жив, придётся вам терпеть меня такого, какой есть. Я молча прикрыл за собой дверь. Телефон появился у нас в середине марта. Белый кнопочный аппарат. Бабушка то и дело звонила теперь своим знакомым. У неё были в городе подруги ещё со школьных времён. А были и те, с кем она работала много лет в Железнодорожном институте. Последние годы перед пенсией бабушка заведовала там научной библиотекой. Звонил и я: Вячику, Арбузу, ребятам из класса. И жалел, что у Насти нет телефона. Пытался позвонить я и Стоковым. Ивке. Но у них молчал телефон. Испортился, что ли? Я и досадовал, и… чувствовал облегчение. Было стыдно: ведь с того дня, шестнадцатого октября, я ни разу не побывал у него. Нет, не лень мешала мне. Просто я боялся, что при встрече будет мне тягостно и неловко. Ведь горе-то никуда не ушло из дома Стоковых. И я просто не знал, чем утешить Ивку, Соню, их маму. Не говорить же снова о бессмертии души… Отец уехал на неделю в Москву (видимо, с заездом в Калугу). В субботу позвонил из столицы. Мамы не было, ушла на рынок, и трубку взяла бабушка. — Алик, папа зовёт тебя. — Здравствуй, наследник. Ну, как вы там? — Нормально. — Вот какое дело. Один знакомый приглашает нас летом к нему на дачу в Подмосковье. Он один, места много. Отдохнём наконец по-человечески. Мама, ты, я… Ну, и Алексея позовём… Ты не против, а? Я сказал, что не против. Надо же, в конце концов, повидаться с братом. |