Онлайн книга «Тайна тринадцати апостолов»
|
— Скажу вам как профессионал: кровь не может так капать. От нее были бы совсем другие следы. Увлекшись, Ленская протянула руку к картине и ткнула пальцем в ее угол: — Капли были бы здесь, здесь и здесь… — Не прикасайтесь к картине! — вскрикнул Старыгин. — Это же Тинторетто! — Ах да, извините, я увлеклась… К ним уже бежала служительница — низенькая полная брюнетка в зеленом форменном пиджаке. Она махала руками и испуганно верещала на весь зал: — Нельзя прикасаться! Нельзя прикасаться! — Успокойтесь, синьора! — Старыгин встретил служительницу самой обаятельной улыбкой. — Я — реставратор из России, друг синьоры Контарини, а это — моя коллега, она только что прилетела в Венецию и хотела осмотреть картину… Улыбка Старыгина, а еще больше упоминание синьоры Контарини подействовали на служительницу как хорошее успокоительное. — Но все равно трогать картину нельзя! — предупредила она на всякий случай. — Не будем, больше не будем, можете не беспокоиться! — заверил ее Дмитрий Алексеевич. Служительница для порядка еще немного поворчала и ушла, оставив странных русских около картины. — Так что вы говорили про эту кровь? — вернулся Старыгин к прерванному разговору. — Одну секунду… — Ленская достала из сумки маленький фонарик, поколдовала над ним, и фонарик превратился в лазерную указку. — Так вот, — продолжила Ленская, — в руках у этого человека… — Адмирала Морозини! — подсказал Старыгин. — Ну да, я в курсе… если бы в руках у адмирала был окровавленный жезл, капли с него падали бы вот сюда и сюда, — она показала лучом указки несколько мест на картине. — Но вы видите, что здесь крови нет. А есть она совсем в других местах. Сюда кровь никак не могла попасть, вы уж поверьте мне. Особенно вот сюда, на стену. Это уже противоречит всем законам физики. — Вы правы… — Что же это — художник ошибся? — Вряд ли… — задумчиво проговорил Старыгин. — Этот художник никогда не ошибался. — Но я тоже не ошибаюсь! — уверенно возразила Ленская. — Если я говорю, что кровь должна быть здесь, значит, так и есть! Этого требует всемирный закон тяготения! — Я вам верю! — Но тогда… тогда выходит, кто-то из нас допустил ошибку — или я, или художник. — Или никто. — Что вы этим хотите сказать? — Я хочу сказать, что художник так разместил на картине капли крови, чтобы указать нам на что-то. Segui sangue. — Что? — переспросила Ленская. — Следуй за кровью. Эту надпись я нашел на одной из работ Тинторетто. Я долго не мог понять, что она означает, а вот теперь, после вашей подсказки, понимаю. Эти капли крови расположены так, чтобы указать нам на какое-то место. Старыгин взял у Ленской ее лазерную указку и провел по холсту, следуя за каплями крови. Начинаясь от ног адмирала, цепочка красных капель пробежала по ковру, дошла до края камина и поднялась по нему. Тут уж и Старыгин понял, что кровь так себя не ведет. Разве что в невесомости. Поднимаясь вверх по камину, багровые капли становились все меньше и меньше. Они напоминали вереницу крошечных рыжих муравьев, карабкающихся вверх по древесному стволу. Старыгин ничуть не удивлялся, что прежде не обращал на них внимания — они были едва заметны. Дмитрий следил за цепочкой капель, едва не уткнувшись носом в картину, и Ленская, дыша ему в затылок, повторяла его движения. Начиная с какого-то места, капли стали так малы, что их вообще нельзя было разглядеть невооруженным взглядом — так что Старыгину пришлось достать лупу, которую он купил в небольшом магазинчике на набережной. При помощи этой лупы он сумел разглядеть последние капли, упавшие на каминную доску под латинской надписью: «Consultor homini tempus utilissimus». — «Время — самый полезный советчик человеку», — машинально перевел Старыгин латинское изречение. — И что говорит вам этот советчик? — осведомилась Ленская. — Он говорит, что нам нужно найти это место. То, где написан портрет адмирала. — И вы знаете, что это за место? — Представьте себе — знаю! Это — так называемый малый кабинет во дворце Ка Фоскари. Сейчас в этом дворце размещается венецианский университет. — Ну, так поедем туда! Старыгин оглянулся на Ленскую. Глаза ее горели, движения были быстры и уверенны, волосы едва не стояли дыбом. От нее исходила такая энергия, что оставалось удивляться, как эту женщину могли принимать за унылую болезненную особу. — У вас есть машина? — спросила Ленская, быстро шагая к выходу из музея. Она не оглядывалась на Старыгина, уверенная, что он следует за ней. — Машина? — переспросил Дмитрий. — В Венеции нельзя пользоваться машинами. Да они здесь и бесполезны — узкие мостики, еще более узкие улочки, бесчисленные каналы… — Ах, ну да! Я и забыла… как же мы туда доберемся? — Единственным возможным путем — на вапаретто! И действительно, уже через полчаса они сошли с речного трамвайчика на пристани, которая так и называлась — «Ка Фоскари». Вместе с ними на берег сошли десятка полтора молодых парней и девушек — наверняка студенты университета. Вслед за ними Старыгин и Ленская подошли к дворцу и вошли в него через огромные мраморные ворота. Прямо напротив входа начиналась красивая мраморная лестница, ведущая на второй, парадный, этаж. По сторонам от этой лестницы стояли две античные мраморные статуи — по-видимому, Аполлон и Диана. Возле статуи Дианы парень с густыми рыжими кудрями делал селфи. Поднявшись по этой лестнице, Старыгин обратился к скромно одетой женщине средних лет: — Не подскажете ли, где находится так называемый малый кабинет? — А, так вам нужна синьора Джулия… идите по этому коридору направо, ее дверь — третья от лестницы, рядом с библиотекой. Старыгин с Ленской прошли к нужной двери, толкнули ее и вошли внутрь. Они переглянулись: это была та самая комната, которую Тинторетто изобразил на портрете адмирала Морозини. В глубине комнаты, рядом с камином, за массивным письменным столом черного дерева, сидела полная темноволосая женщина лет пятидесяти. Точнее, она не сидела, а стояла, гладя по волосам плачущую девушку. — Не переживай, София! — говорила эта дама ласковым материнским голосом. — Я поговорю с профессором Джильи, он позволит тебе пересдать… не волнуйся, тебе в твоем положении это вредно! Девушка еще раз всхлипнула, вытерла глаза и нос бумажным платком и проговорила гнусавым после слез голосом: |