Онлайн книга «Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья»
|
– Лежи. Он пытается тебя вылечить. Голос раздался где-то позади его головы, и вор чуть не свернул себе шею, пытаясь взглянуть на говорящую. Та положила ему ладонь на лоб и прижала к земле. Вовсе неласково. – Лежи. Он глянул на нее снизу, замечая морщинистую кожу и космы седых волос, выбившиеся из-под повязки. Но этот голос… этот голос… – Аонэль? Она не ответила, просто встала и отошла в сторону. Через несколько мгновений он отказался от попыток поймать ее взгляд. Мышцы стонали, а корни и не думали отпускать. Он глубоко вздохнул. У него болело все, от пяток до зубов. Вор чувствовал печень, сердце и, кажется, что-то около левой почки. Жалел, что не может себя осмотреть, воображение истязало его картинами синяков и припухлостей, охватывающих каждый сустав, кожа, как ему казалось, пластами сходила с его тела. Знание, как действует избыток использованной Силы на людей, совершенно не помогает, когда Сила приходит, когда ей вздумается, и выжимает тебя как тряпку. Женщина вдруг появилась впереди, неся глиняную миску. Присела рядом и помешала в миске ложкой: – Суп из кролика. – Проклятие, это наверняка она, Аонэль. – Ты должен поесть. Он смотрел на руки, бледные, покрытые сеткой морщин, на лицо, такое знакомое и незнакомое. Он уже видел это лицо у женщины, умирающей на Мече Реагвира, на проклятом клинке, который высасывал из нее силы и жизнь. Те самые скулы, тот самый рисунок челюсти, та самая кожа, обтягивающая лицо так, словно вот-вот могла облезть. Неважно, кто из тебя пьет: божественный, лишь наполовину сознающий себя меч или умирающий племенной божок, – для смертных нет никакой разницы. Они всегда платят высшую цену. – Ешь. – Она осторожно влила бульон ему в рот. – Медленно. Проглотив несколько ложек, Альтсин почувствовал, как распирает у него мочевой пузырь. – Я должен… – Не беспокойся. Ты был без сознания пять дней. Можешь и дальше ходить под себя, ему это не мешает. Очередной глоток встал у Альтсина поперек горла. Он страшно раскашлялся. – Нет, – рявкнул он, глотнув наконец воздуха. – Нет. Он должен меня отпустить. Пусть этот сукин сын сейчас же меня отпустит! У него закружилась голова, а горло вдруг словно обожгло. – Он спас тебе жизнь. Когда бы не он, ты был бы мертв – и уж наверняка полуслеп и парализован. Выкажи ему немного уважения. Альтсин не стал повышать голос или ругаться. Ледяная ярость, которая раньше уже вливалась в его вены, на этот раз пришла мгновенно. Внезапно он перестал ощущать боль в теле, да и само тело словно исчезло, удалилось от него. Он медленно ответил, четко произнося слова: – Я не стану ссать под себя, подобно животным. Скажи ему это. Он должен меня отпустить. Сейчас. – Не… Корни шевельнулись и ослабили хватку, а Аонэль застыла с ложкой над миской и с полуоткрытым ртом. Альтсин проигнорировал ее, встал и, не глядя на женщину, шел в ближайший угол. Что ж, если Оуму это не мешает… Он помочился, чувствуя затылком взгляд, который наверняка смог бы прожечь его насквозь, и вернулся назад. Он был голым, но это его как-то не смущало. Нагота никогда ему не мешала, в Понкее-Лаа молодежь так купалась при любом случае, а кроме того, в глазах Аонэль было что угодно, кроме мысли, что она видит в нем мужчину. Альтсин уселся напротив, забрал миску и принялся есть самостоятельно. Корни почти исчезли, и только легкие вздутия на полу выдавали их существование. Лед медленно покидал его тело, а его место занимала тупая боль. Вор уже успел оглядеться, он выглядел лучше, чем подсказывало ему паникующее воображение. Только след от удара ножа на правом боку, широкий и розовый, был новостью – остальное не представляло неожиданности. Суставы припухли, а синяки под кожей придавали ей интересный оттенок, но не стало хуже, чем при прошлом пробуждении. Собственно… – Что тебя так радует? – Собственно, я вспомнил, – он заглянул в глаза ведьме, – что в прошлый раз я тоже проснулся голым и в обществе женщины. Забавно. – Забавно? – О да. Та была значительно… старше. То есть хоть какой-то прогресс. Он отложил ложку и выпил остатки супа прямо из миски. Мудрость, которую он обрел за несколько лет странствий по побережью континента, говорила: что бы ни происходило – никогда не утрачивай шанс на теплую еду. – Гуалара? – Да. – Она едва выжила. Во время вашей дискуссии Оуму понадобилась Сила. Не знаю, выйдет ли она из этого. Известие это пало на него внезапно и… ничего. Альтсин ведь знал; тот крик, который, казалось, он услышал снаружи помещения, звучал знакомо. Он знал – только отодвинул это знание в сторону, чтобы оно не мешало. – Это кара за то, что она привела меня сюда? – Нет. Но когда Он тянется к Силе, не смотрит, через кого ее черпает. Она знала, чем ей грозит появление здесь. – Я полагал, что она уже не Черная Ведьма. – Черной Ведьмой она остается до конца жизни. – Голос из-за его спины зашумел и зашелестел. – Нельзя в какой-то миг сказать: «Хватит, с этого момента я разрываю все путы, отрезаю корни и делаю вид, что я кто-то другой». Альтсин ухмыльнулся и проигнорировал этот голос, полностью сосредоточившись на Аонэль. Девушка, которую он помнил, была чуть моложе его, невысокой и худощавой. Представляла собой тот типаж экзотической, сеехийской красоты, который покорил сердца множества мужчин. Служение в долине одарило ее кожей сорокалетней селянки, ладонями, на которых появились первые старческие пятна, и серыми, пронизанными сединой волосами. Только глаза у нее и остались молодыми. Ясными и чистыми, без следа старческой усталости. И – что действительно удивляло – без признаков безумия или отчаяния, которые он мог бы ожидать у того, из которого высосали лучшие годы жизни. – Ты намерен делать вид, что меня здесь нет? – Шелестящий голос звучал иронично. – Нет. Но если я верно понимаю, то не имеет значения, в какую сторону я смотрю, потому что в любом случае стою с тобой лицом к лицу. – И это подсказывает тебе твой разум – или его знание? Это его удивило. – Не знаю. – Альтсин снова поразился отсутствию серьезных эмоций: раньше при таком он бы места себе не находил. – Я не думаю, что это имеет какое-то значение. – Как и я. Порой вы становитесь одним. – Это неправда. – Повернись. Я не стану говорить с твоей спиной. Лицо на троне притягивало внимание, как вулкан, извергающийся в ночи. Вырезанные в красном дереве глаза почти пылали, губы кривились в дикой гримасе, а само оно, казалось, лучилось внутренним светом. Теперь вор даже не глянул бы на человеческое тело ниже. |