
Онлайн книга «Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья»
– Вы не справитесь – ни сами, ни с поддержкой меньших кланов. Вас мало. – Правда? Что ты знаешь об истинной силе, вор? В долине у меня больше сотни сестер и достаточно воинов, чтобы победить даже несколько больших племен, таких как оомни, к’варасы или мои гхамлаки. – Но все они объединятся против вас. Она улыбнулась – впервые за эти два дня: – Вот именно. Эта улыбка сказала ему все. – Ох… проклятие. Такой план пробуждал удивление своей смелостью и безумием одновременно. Победить разобщенные племена одно за другим – или заставить их соединиться в союзе против долины Дхавии, не в навязанном богом камелуури, но направляемых холодным и расчетливым прагматизмом. А что потом? Подождать, пока они изберут вождя, а после принести ему клятву и встать на службу? Предводитель мощной коалиции, в чьем распоряжении вся сила Черных Ведьм, может оказаться достаточно силен, чтобы удержаться на вершине. Так или иначе, но остров сделается объединенным, а ведьмы из долины будут править – напрямую или из-за спины коронованного глупца. Превосходно. И отчаянно. – Тысячи вещей могут не удаться. – Единственные вещи, не удающиеся наверняка, это те, которые никто не пытается делать. – Мудрость сеехийской ведьмы? – Мудрость женщины, которая выбрала: отдать лучшие годы своему богу или встать рядом и смотреть, как все, что она любит, гибнет. Ты не поймешь. Он очень старался найти в ее глазах злость или насмешку, но не мог. Она смотрела искренне и открыто. – Не относись ко мне легкомысленно, – проворчал он. – Не отношусь. Оум оценил тебя – более того, он удивлен. Ты сопротивляешься полубожественной сущности, хотя большинство людей давным-давно уступили бы ей. Наш господин сказал, что не понимает, что тобой движет, кроме глупого упрямства, но жаль, что ты не нашел для себя хорошей цели в жизни. Мог бы многого достичь. – У меня была цель в жизни: хорошо ее прожить и не повиснуть на веревке слишком быстро, но с той поры, как я встретил тебя и твою мать в подземельях храма, пришлось мне, скажем так, заниматься другими вещами. Они мерились взглядами. Она не опускала глаз: – Если хочешь о чем-то спросить – спрашивай. Я обещала Оуму, что буду искренней. – Хорошо. Она… – Альтсин колебался. Проклятие, в уме он вел этот разговор сотни раз и никогда не чувствовал сопротивления, когда намеревался это произнести. – Она знала, что случится, когда приказывала мне вытереть ладонь о рукоять? Знала ли, что меня может одержать нечто вроде Кулака Битвы? Взгляд Аонэль смягчился: – Знаешь, я ожидала другого вопроса. – Она странно улыбнулась. – А ответ: я не знаю. Моя мать тоже служила Оуму. Была одной из наших ведьм, которые отправились за границы острова, чтобы исследовать остатки древних времен. Она находилась в Понкее-Лаа, глядела на процессию Пути Воина. А здесь, в Камане, расспрашивала у жрецов Реагвира, удастся ли ей приблизиться к их божественному Мечу. Они договорились встретиться с ней, но на встречу она уже не добралась. Полагаю, вашему храму как раз понадобилась жертва, а моя мать сама пришла к ним в руки. – Это не мой храм. В ее глазах зажглись искорки веселья: – Ну, знаешь, как раз в твоем случае… – и не закончила. Он проигнорировал ее сарказм. – Твоя мать искала артефакты, оставшиеся после Войн Богов, по поручению Оума? Как и Гуалара? И другие ведьмы? Она кивнула. Он понял, что Аонэль заместила ее в череде женщин, служащих умирающему божку и отдающих ему бóльшую часть своих жизненных сил. – Это тоже трейвикс? Ты приняла обязанности после матери, потому что так приказывала честь рода? Взгляд ее стал насмешливым: – Нет. Мне не было нужды ничего делать или доказывать. Я сама хотела. А если ты до сих пор не понял, что если ты господин собственного тела, то можешь сделать с ним что пожелаешь, а также посвятить его тому, что ты посчитаешь важным, – значит, ты никогда этого не поймешь. Он ответил гримасой, которая изгнала насмешку из ее глаз. – Говоришь, господином собственной жизни? Делать что пожелаешь? А я полагал тебя мудрой девушкой. Она опустила взгляд. – Ну так как было с твоей матерью? – нажал он. – Она знала, что со мной случится? Вопрос отразился от тишины – и исчез в кустах. – Не знаю, – ответила Аонэль, помолчав, почти шепотом. – Не могу поклясться, что она не знала. Она исследовала древние артефакты, у нее хватало знания, которое могло бы удивить даже величайших ученых. Она не могла быть уверена, но, возможно, надеялась, что некая часть Реагвира перейдет через Меч и наведет порядок со жрецами. Покарает тех, кто ее истязал. Отомстит. Может, думала она именно так. Не знаю. Альтсин взглянул на свои руки, невольно сжавшиеся в кулаки. Это был не тот ответ, которого он ожидал, не после стольких лет странствий, бегства, сражений с тем, что он носил в голове. Желал бы ясного: «Да – знала, и теперь можешь нассать на ее могилу» или «Нет – понятия не имела, и ты не можешь ее обвинять, тебе просто не повезло, а потому ступай и отвесь пинка под зад Владычице Судьбы». – Ничего больше я от тебя не узнаю, верно? – прохрипел он. – Я поклялась говорить правду, а не лечить разодранную душу вора, которого я встретила в подземельях храма и попросила, чтобы он убил мою мать. А значит, я говорю правду. Цени это. Он взглянул ей в глаза. У жестокости много лиц, она часто скрывается под маской правды и искренности, но Аонэль смотрела на него с истинной печалью. Вор глотнул из бутылки, опорожнив ее в несколько глотков. – Какого вопроса ты ждала? – спросил он коротко. Она, удивленная сменой темы разговора, вздернула брови. – Не делай такого лица. – Он откашлялся и сплюнул на землю: святое место или нет – в этот момент значения не имело. – Мы можем сидеть здесь и жалеть себя до самой сраной смерти – или можем попытаться жить дальше. Ну? Какой вопрос я должен был, по-твоему, задать? Она вдруг улыбнулась удивительно молодо, по-девичьи: – Он сказал, что так с тобой и будет. Что ты – камень, катящийся с горы. Что ты не оглядываешься на то, что миновало, и не теряешь времени на расчесывание ран. Твой вопрос казался мне очевидным: как избавиться от него в голове? – И при этом не сбрендить и не помереть, – добавил Альтсин. – Знаю, что для Оума это, возможно, мелочи, но для меня – весьма существенные нюансы. Она сделалась серьезной: – Как и для него. И потому ответ на этот вопрос может тебе не понравиться. Но… не прерывай! – Она подняла ладонь в жесте, призывающем к спокойствию. – Это возможно. Тяжело и опасно, но возможно. Говорю же – не прерывай! Но, прежде чем я решу, отвечать ли тебе, я должна тебе кое-что показать. |