Книга Тайны Французской революции, страница 110 – Эжен Шаветт

Он быстро улепетывал в полной уверенности, что кузены отправились на улицу. Он прыгнул к подвальной двери, поднял ее и бросился вниз на лестницу. Но, едва успел он дойти до первого погреба, как новый шум заставил его повернуться.

Пять кузенов стояли позади его.

Гигант понял, в чем дело. Он не мог сделать более ни шагу без бдительного надзора шпионов. Силы были неравны, даже такой колосс, как Лебик, не мог и думать о борьбе с пятью хорошо вооруженными людьми. Ему нужно было притворяться и надевать добродушную личину перед неприятными физиономиями, и потому он проговорил с удивленным видом:

– Вот как! Вас, верно, мучит жажда, что вы зашли в погреб перед своей прогулкой?

– Совсем нет, – отвечал один из кузенов, – мы пользуемся вашей дружеской любезностью, чтобы в подробности осмотреть дом.

Цель, с которой Лебик сошел в погреб, конечно, была недостижима в присутствии пятерых свидетелей, потому он вдруг заявил:

– Я сошел сюда за вином для обеда.

– Позвольте нам помочь вам нести бутылки. Мы будем счастливы чем бы то ни было услужить дорогому другу братца Ивона, – отвечал один.

– О, граждане вы смущаете меня! В самом деле! Мне так совестно за все ваши любезности, – повторял гигант, между тем как ярость душила его.

Короче сказать, целый день несчастный Лебик не мог обернуться, чтоб не увидать за собой четверти прибывшего гарнизона. Кавалер распорядился ни в коем случае не дать бандиту предупредить своих сообщников, и таким образом в одну прекрасную ночь завлечь их в ловушку.

Славные ребята были эти гарнизонные воины, прибывшие к хозяйке магазина! Монтескью заботливо выбирал их между смелыми роялистскими партизанами. Как и предполагал Ивон, аббат учредил в доме Сюрко пост из решительных людей, готовых на любую отчаянную попытку, если б того потребовало стечение политических обстоятельств. Все – храбрые, преданные делу и начальнику, – они готовы были на самое ужасное злодеяние, если бы оно могло быть полезно для торжества роялистов.

Увы! Лебик попал в крепкие руки!

Все они явились из Вандеи и страны шуанов, чтоб отдать себя в полное распоряжение аббата, когда Жонейский договор успокоил на короткое время возмутившиеся провинции. Бералек встретил между ними товарищей по оружию. Это были: Лимоэлан, Гриволь, Бурбон, Девиль, д’Озье, Карбон, Гримодьер, Бадонвиль, Герве, Руссильон, Мериль, Рошет, Костер, Сен-Виктор Жоайо, Трош, Луазо, Лемервье, Датри, Лелан и игрок, которого мы видели в Фраскати, Сен-Режан, новый рекрут, завербованный аббатом в то утро. Мы помещаем здесь имена всего гарнизона дома Сюрко, потому что эти люди вошли в историю, став жертвами двух ужасных процессов, и заплатили трагической смертью за свою преданность роялистскому делу.

Понятна бессильная ярость верзилы при виде постоянной стражи над собой в доме, в котором он больше четырех лет чувствовал себя единственным хозяином.

Подобно дикому зверю, заключенному в клетку, он издавал злобный рык. И, едва заслышав его рев, заботливые кузены дружески осведомлялись об его здоровье.

– Не больны ли вы, милый Лебик?

– Полечитесь, дорогой друг!

– Поберегите себя для нас.

Гигант, чувствовавший серьезную угрозу под этой предупредительностью, притворялся, что принимает все за чистую монету и выдавливал из себя улыбку, открывавшую стиснутые от бешенства зубы.

– Тысяча чертей! – говорил он себе. – Я лопну от злости, если это не прекратится.

Наконец, с наступлением ночи, его беспокойство усилилось и стало еще заметнее. «Лишь бы товарищи не пришли ночью… хорошую шутку с ними сыграют!» – думал он. Видя, что он так взволнован, кузены удвоили нежное внимание.

– Не рискуйте вы своим здоровьем.

– Ночной воздух вреден для вашей комплекции.

– Ложитесь спать, дорогой наш.

Последний совет приглянулся Лебику. По крайней мере в своей мансарде он будет один и придумает способ ускользнуть из западни.

– По правде сказать, это будет хорошо! – отвечал он. – Я чувствую небольшую усталость и пойду спать, если позволите, граждане.

– Умоляем вас! – крикнул хор.

И целая процессия проводила гиганта до дверей чердака. Затем последовали самые любезные пожелания доброй ночи. Наконец его оставили одного.

– Да, я лопну, – повторял мошенник, на свободе облегчив душу потоком таких забористых ругательств, которые привели бы в ужас даже пьяных моряков.

Он выжидал, сидя неподвижно на кровати и предаваясь самым мрачным размышлениям.

– Если бы я мог подозревать в прошлую ночь, что проклятый щеголь не спал!.. Теперь бы он не прижал меня, – поминутно повторял он.

Время шло своим чередом, час за часом. В доме стихли все звуки.

Около трех часов ночи он тихо поднялся и проговорил:

– Все спят: скорей в подвал!

Отворив дверь, он с большими предосторожностями высунулся и босиком, чтоб не шуметь, двинулся по коридору.

Понятен припадок бешеной ярости, овладевшей гигантом, когда на третьем шагу он услыхал за собой в темноте пять дружеских голосов:

– Не хуже ли вы себя чувствуете, Барассен?

– Не простудитесь, Барассен.

– Не делайте глупостей, Барассен!

– Вернитесь скорей, скорей, Барассен!

Десять рук схватили его и втолкнули обратно в комнату, заперев за ним дверь. Он думал, что с ним случится удар. Ярость бушевала в нем, и он хрипел, заикаясь от ужаса и бессильной злости:

– Лебик днем… Барассен ночью… Чертовщина! Эти люди отлично знают меня… Тысяча миллионов виселиц! Что они хотят делать со мною? Ах, зачем я не убил долговязого!

В другой и во все следующие дни положение его не изменилось. Окружавшие его люди учредили над ним почетную стражу. Поочередно караул из пяти человек охранял его денно и нощно, пока другие спали, ели и пили.

В подвале все было перерыто, перевернуто вверх дном, но не открыто ни потаенной двери, ни места клада.

Каждое утро Ивон призывал гиганта и спрашивал:

– Ну что ж, Лебик! Не хочешь ли ты чего доверить мне?

Плут смотрел удивленными глазами.

– Что, черт возьми, могу я вам сказать? – кричал он при этом вопросе.

– Например, зачем ты поднял меня полумертвого после нападения на улице Сены и перенес меня в этот дом?

– Я! У вас слишком живое воображение! Откуда вы это взяли? Однажды утром я нашел вас, всего в крови, у наших дверей, и гражданка велела внести вас… Вот и все.

– Но сам же ты говорил мне, что нашел меня на улице Сены. С твоей манией говорить вслух, когда ты думаешь что тебя никто не слышит, ты поведал мне это, раздевая меня… Кстати. Когда госпожа Сюрко и я служили тебе живой картиной, что за фантазия была у тебя? Желал бы я узнать.