Онлайн книга «Тайны Французской революции»
|
– Что она сказала? – спросил Директор. – Я не понял, – ответил осторожный Фуше, очень хорошо расслышавший ее слова. Красавица произнесла лишь одно имя – имя Ивона Бералека, известного в истории восстания Шуанов. – Этот молодой человек – агент аббата Монтескью, – говорил себе Фуше. – Барраса хотят купить; пусть же и меня покупают. Надо отыскать этого щеголя. Кожоль прописался в книге Жаваля под именем Бералека, и Фуше без труда нашел его, обратившись в участок, где хранился список всех приезжих, останавливавшихся в гостиницах Парижа. Фуше, не зная о происшествиях ночи и перемене фамилии, обращался к Кожолю, принимая его за Бералека. Когда Пьер спросил его о причине посещения, он резко отвечал: – Я желал бы добраться до аббата Монтескью. – Но, гражданин Фуше, послушать вас, так подумаешь, что этого Монтескью и с собаками не отыскать. Отправляйтесь в Лондон. Он теперь там, и первый встречный укажет вам его квартиру. – Аббат в Париже, я в этом уверен. – В таком случае вы знаете больше моего. Да наконец что мне за дело до этого аббата! Фуше пристально взглянул на молодого человека. – Вы отказываетесь мне отвечать? – Нисколько не отказываюсь! Но положительно не могу ничего вам сказать по той простой причине, что сам не знаю, где гражданин Монтескью. – И вы его не встречали? – А, ба! Вы воображаете, что у меня не может быть более приятного развлечения, чем преследовать какого-то аббата, между тем как мой милый Париж представляет мне тысячи хорошеньких женщин, за которыми поволочиться куда приятнее. Фуше понял, что молодой человек уходит от ответа. – Я, однако, слышал, что на кавалера Баралека можно положиться, – сухо возразил он. – Но, дражайший гражданин Фуше, вы непременно хотите видеть во мне человека делового? Взгляните на меня хорошенько: мне двадцать восемь лет. Шесть лет я обстреливал там, на юге, войска Республики. Сознайтесь, что этот род занятий не слишком привлекателен. Наконец мир заключен, амнистия объявлена, и когда мне в кои-то веки представляется возможность насладиться в Париже всеми удовольствиями, которых я так долго был лишен, вы хотите, чтоб я маялся с нынешней политикой, теряя золотое времечко, которое, увы, может быть очень коротко. Начнись завтра война и свали меня ружейный выстрел, я, по крайней мере, не буду жалеть, что приятно воспользовался мирным временем! Все это было сказано таким откровенным, беззаботным тоном, что Фуше, казалось, колебался. Кожоль продолжал: – Нет, поверьте! Мой жребий не интриговать. Дерусь и повинуюсь – вот моя обязанность. Фуше встал, подошел к молодому человеку и сказал ему с ударением на каждом слове: – Послушайте меня, кавалер Бералек, и хорошенько запомните то, что я вам скажу. Директорией уже почти решено поставить меня во главе полицейского управления: на этом посту я могу оказать услуги тем, кто будет моими друзьями. Вы меня понимаете?.. не так ли? – Превосходно. – Ну, так постарайтесь, чтоб и другие это поняли… гражданин Монтескью, например. – А вы непременно желаете, чтоб я ни на шаг не отходил от этого аббата? – Нет, но вы можете с ним повстречаться. – Разве случайно как-нибудь. – О, выдаются такие великие случаи! – сказал посетитель, направляясь к двери. Кожоль хорошо понимал, что дело тут не из пустячных и требует серьезного обсуждения. В ту минуту, когда Фуше уже протягивал руку к двери, граф вдруг крикнул с притворным смехом: – А я об этом думаю! – О чем? – спросил уходивший, оборачиваясь. – Если, к несчастью, этот великий случай, о котором вы говорите, не представится… и эта встреча не состоится… – Ну так что же? – Что тогда будет? – с беспечным видом поинтересовался Пьер. – Но, кавалер, если мне память не изменяет, то, кажется, только что я выслушал ваше признание в склонности к любовным похождениям. И не может быть, чтобы вы не посвятили некоторого времени изучению женского сердца! – Это правда. – Ну-с, так видите ли, когда женщина хотела вам принадлежать, а вы отвергли ее… – Никогда!.. – вскричал Кожоль, на этот раз с полной искренностью. – Допустим это. – Пусть будет так! – Ну ладно, после вашего отказа что она делает? – Она мстит! – ответил Пьер. – Я этого не говорил, кавалер, – возразил Фуше, взгляд которого загорелся жестокостью. Не прибавив больше ни слова и отвесив легкий поклон, он вышел из комнаты. Не отрывая взгляда от двери, за которой только что скрылся Фуше, граф пробормотал: – Скверная фантазия пришла мне в голову назваться именем Бералека. Вчера еще я хотел отвратить от него опасность, а сегодня боюсь, что накликал ему жестокого врага. Но неприятное впечатление быстро исчезло, и молодой человек весело вскричал: – Баста! В конце концов, этот Фуше знает меня одного и на мне одном выместит свою злобу, если аббат откажется от его услуг. В эту минуту послышался легкий стук. «Не он ли это возвращается?» – подумал граф. Дверь полуотворилась, и из-за нее выглянула угодливая физиономия Жаваля. – Что тебе, Страус? – Я пришел с письмом, которое пришло на ваше имя. – Мне? – Как же! Так по крайней мере сказал комиссионер, от которого я его принял. – Но на этой бумажке не выставлено никакого имени… ни имени, ни адреса, – сказал удивленный Пьер, осматривая со всех сторон письмо без всякой надписи. – Комиссионер сказал мне: передайте вашему постояльцу, молодому человеку, только что приехавшему из Бретани. Так как у меня, кроме вас, нет других жильцов… – И я действительно из Бретани… – Так оно вам, – сказал Жаваль, счастливый тем, что смог показать свою проницательность. Кожоль сломал печать. В письме говорилось: «Сегодня вечером, в десять часов, будьте перед Новой Калиткой Люксембурга». Подписи не было. Пьер колебался. Странный способ найти того, кому предназначалась эта записка, привел его в недоумение. – Ивону или мне назначается это рандеву? – спрашивал он себя. Жаваль, видя его сомнения, с дрожью объяснял себе их причину: – Он притворяется, что не знает, кому адресовано это письмо, но я вполне уверен, что это из полиции, которая требует отчета обо мне. Нерешительность молодого человека исчезла наконец. – Иду! – прошептал он. |