Книга Театр отчаяния. Отчаянный театр, страница 244 – Евгений Гришковец

Эдуард, насколько я мог понять тогда и как помню, происходил из совсем простой, многодетной семьи, был в ней старшим сыном. Уродился он здоровым, рослым и крепким. Таких в Кемерово, как правило, подбирал либо бокс, либо борьба, либо другой силовой вид спорта. Из спорта дорога в братву и какую-нибудь кемеровскую гангстерскую группировку была практически предопределена.

Толком Эдик в школе не учился, в вуз в своё время не поступал, в армию не ходил. Был занят чем-то другим. Смею предположить, что он в юности набедокурил и получил срок. Таких в армию не брали.

Не знаю в какой момент, но у Эдуарда пробудилась неудержимая жажда знаний и образования. Он уродился смышлёным и любознательным. Такие, в сочетании с сильной волей и склонностью к дисциплине, достигали многого в любой сфере и обществе. В своих тёмных, неизвестных мне, потаённых кругах Эдик явно преуспел.

Он мне нравился. Нравился живым умом, хорошим юмором, тягой к тому, что мне было важно и дорого. Он себя проявлял как приятный и содержательный собеседник, уважительный человек.

А ещё от него веяло надёжностью. Если бы я был знаком с Эдиком тогда, когда ко мне явился поговорить бандит Сергей, разговор тот получился бы совсем другим. Я знал, что в случае чего к Эдуарду можно обратиться не только за финансовой помощью, но и за защитой. В те времена в Кемерово подобное знакомство позволяло спокойно засыпать по ночам. Я ценил наши приятельские отношения.

В первые дни после того, как меня обобрали в Москве, я хотел, я жаждал, я часами думал, как всё расскажу Эдику, а он конечно же по своим всемогущим криминальным каналам найдёт негодяев – и свершится мщение. Но эту идею я отбросил. Если я жене и отцу не смог рассказать, как повёлся на карточную игру и как допустил, чтобы алчность заблокировала разум, то как я такое мог рассказать человеку, который относился ко мне как к безупречному витязю, несгибаемо служащему искусству.

Той весной он появлялся у нас в баре редко, но как-то пришёл. Был серьёзен. От его внимательного и острого взгляда не ушло моё мрачное настроение и безрадостное напряжение. Я рассказал ему в общих чертах, что меня обокрали. Подробности опустил, дабы не лгать. Он выслушал внимательно.

– Да, да… – сказал он. – Там опытные люди работают. Старой формации. Таких мастеров всё меньше и меньше! У них за спиной школа… К счастью, их времена проходят… Беда, что у новых времён новые герои… Эти сразу по голове бьют… Или режут без разговора. Денег много украли?

– По моим меркам – очень много, – сказал я. – А главное, не мои были деньги, театральные. Полетел купить хороший музыкальный инструмент… Но не купил.

– А зачем в Москву?

– Эдик… Таких инструментов в Кемерово не купить. Их сюда на продажу не возят. Тут такой можно сто лет продавать.

– Тогда зачем сам полетел? Можно было попросить людей. Купили бы, передали. Не стоит с большими деньгами летать. Большие деньги видны ещё на досмотре. А в Москву прилетаешь, тебя уже встречают… Ждут.

– Мне самому хотелось купить. Это же удовольствие!.. И что, мы разве на осадном положении? Не хочу я всего бояться.

– Не на осадном, конечно, – печально сказал Эдуард, – но отдавать себе отчёт в том, в каком мире живёшь… Это необходимо! Есть люди, которые деньги чуют издалека. А большие деньги – сквозь стены.

– Не такие это были большие деньги, – сказал я. – Лежали в кармане. Кейса с пачками в банковской упаковке, как в кино, у меня не было.

– Так сколько у тебя взяли?

Я назвал сумму, которую отдал мошенникам. Эдуард едва заметно удивился.

– Я просто совсем не в теме, а что, за столько можно купить действительно хороший инструмент? Серьёзный?

– Да, – ответил я, – очень серьёзный.

Я понял, что он ожидал услышать о значительно бо́льших деньгах.

– И это инструмент на уровне?.. Проще говоря, на таких играют те, кого показывают по телевизору?

– Да! – сказал я, посмеиваясь. – И ещё не у каждого такой есть… Просто тем, кого показывают по телевизору, зачастую такие инструменты не нужны…

– Интересно! – сказал Эдик озадаченно. – Я представлял себе совершенно другой порядок цен… Я не знал, что за такую мелочь, прости пожалуйста, можно купить что-то серьёзное…

На следующий день он позвонил мне утром домой. Такое случалось крайне редко. Был весел. Предложил встретиться. Мы повстречались в обеденное время.

– Вот что, – сказал Эдик, азартно улыбаясь, – ты знаешь, что я давно хотел и хочу помочь твоему театру… А ты мне этого сделать не даёшь. Вот я и решил… Пойми! Это вопрос решённый… Я куплю театру музыкальные инструменты… Такие, какие нужно… Умножь то, что у тебя украли, на пять и рассчитывай на эту сумму… Вот! Отказа не приму… За это у меня должно быть пожизненное место… Нет! Пожизненное – звучит не очень… Вечное место в зале твоего театра.

– Эдик! Да ну что ты!.. Это слишком… – сказал я ритуально.

На самом деле я возликовал и не стал скрывать этого.

На озвученные Эдуардом деньги можно было купить настоящую студию со звукозаписывающей аппаратурой. Можно было полностью оснастить театр первоклассными музыкальными инструментами и микрофонами. Это была моя мечта. Заветная. Голубая. Несбыточная! В этом я признался Эдуарду.

Мы условились полететь вместе в Москву в самое ближайшее время. У Эдуарда, как он сказал, всегда находились дела в столице, и ему было интересно присутствовать при покупке совершенно неизвестной ему аппаратуры. Лететь собирались на один день с ночёвкой. Приобретённое оборудование и инструменты Эдик обещал отправить в Кемерово по своим каналам. Нам нужно было только посмотреть на то, что мы покупаем, потрогать, отдать деньги и возвратиться налегке.

Я прямо с той нашей встречи помчался к людям, которые могли проконсультировать и помочь при покупке столь серьёзной и дорогой техники. Такие знакомые у меня были. Мы весь день листали журналы, звонили куда-то. Я слушал, как спорят между собой специалисты на тему, какой пульт лучше – американский или английский.

На сумму, которую решил потратить Эдуард, можно было оснастить чуть ли не лучшую музыкальную студию в городе. И точно новейшую.

Я был взбудоражен. Я представил, что если у меня в театре появится свободная и независимая студия – это полностью изменит историю развития музыкального творчества всего города. Те студии, всего две, которые работали в Кемерово, обслуживали нужды владельцев и коммерческие заказы. Местным ребятам, игравшим рок, панк, первым рэперам и многим другим студии были не по карману. У них и инструментов приличных не было. Я подумал, что можно будет сделать настоящий продюсерский центр для всей Западной Сибири. Музыканты могли бы приезжать из других городов. Мы бы записывали их бесплатно. Наконец-то хорошо можно было бы записать даже группу «Пагода» и Андрея Гарсиа… Фантазия моя разыгралась.

Через три дня я сообщил Эдуарду, что полностью подготовлен к трате его денег на развитие музыкальной индустрии родного города. У меня был подробный список того, что надо было купить, цены и адрес торговой компании, в которой нас ждали и обещали подготовиться к нашему приезду.