Книга Те слова, что мы не сказали друг другу, страница 55 – Марк Леви

Еще в коридоре она услышала звуки телевизора. Джулия постучала, и отец тотчас открыл ей.

— Ты была ослепительна в этом платье, — сказал он, снова ложась на кровать.

Джулия взглянула на экран: передавали вечернюю программу новостей, и в том числе еще раз кадры вернисажа.

— Трудно удержаться от искушения покрасоваться в таком наряде. Я никогда еще не видел тебя столь элегантной, и это лишь подтверждает мое убеждение, что тебе давно пора расстаться со своими дырявыми джинсами, они уже неуместны в твоем возрасте. Будь я в курсе твоих планов, я бы составил тебе компанию. И очень гордился бы, появившись на публике под руку с такой дамой.

— Да не было у меня никаких планов, я просто смотрела эту же программу и увидела на красной дорожке Кнаппа, вот и помчалась туда.

— Это интересно! — воскликнул Энтони, привстав с постели. — Для человека, который собирался отсутствовать до конца месяца!.. Одно из двух: либо он нам солгал, либо умеет раздваиваться. Я не спрашиваю, как прошла ваша встреча. Но вид у тебя подавленный.

— Я оказалась права: Томас женат. И ты тоже был прав: он уже не журналист… — сообщила Джулия, плюхнувшись в кресло. И тут увидела перед собой, на низком столике, поднос с ужином.

— Ты заказал себе еду?

— Я заказал ее для тебя.

— Откуда ты знал, что я к тебе зайду?

— Я знаю куда больше, чем тебе кажется. Когда я увидел тебя на вернисаже — и это при твоем отвращении к светским сборищам, — мне сразу подумалось, что тут дело нечисто. Я предположил, что ты увидела на экране Томаса, иначе с чего бы тебе бежать туда среди ночи? А когда портье позвонил мне и спросил разрешения заказать для тебя лимузин, я решил, что моя гипотеза верна. И велел подать что-нибудь сладкое на тот случай, если вечер пройдет хуже, чем хотелось бы. Подними крышку: под ней только блинчики; это, конечно, слабая замена любви, но с кленовым сиропом в горшочке — видишь, он стоит рядом — тебе будет чем подсластить свою тоску.

* * *

Госпожа графиня в соседнем люксе тоже смотрела по телевизору ночной выпуск новостей. Затем она попросила мужа напомнить ей завтра же позвонить ее другу Карлу, чтобы поздравить его с успехом. И вместе с тем предупредить, что в следующий раз, когда он будет создавать для нее эксклюзивную модель, пусть позаботится о том, чтобы она действительно была единственной в своем роде и чтобы в ней не щеголяла другая женщина, моложе и вдобавок стройнее ее самой. Карл, разумеется, должен понять, почему она отсылает ему назад это действительно роскошное платье, — для нее оно уже утратило всякий интерес!

* * *

Джулия во всех подробностях описала отцу прошедший вечер — внезапное решение пойти на этот чертов бал, разговор с Кнаппом и свой драматический уход; она рассказывала, не понимая и даже самой себе не признаваясь, отчего все это до такой степени потрясло ее. Ведь не из-за того, что она узнала о женитьбе Томаса, — она с самого начала это предполагала, да и как могло быть иначе?! Нет, самым тяжким для нее — она не могла бы сказать почему — оказалось известие о том, что он бросил журналистику. Энтони слушал ее, не прерывая, никак не комментируя. Проглотив последний блинчик, она поблагодарила отца за этот сюрприз: ужин не помог ей привести в порядок мысли, зато наверняка добавил к ее весу добрый килограмм. Больше ей незачем здесь оставаться. Какие бы знаки ни подавала жизнь, искать ей уже нечего, давно пора как-то упорядочить свое дальнейшее существование.

Перед сном она уложит вещи, и завтра же утром они сядут в самолет. На этот раз, добавила Джулия, выходя из комнаты, у нее самой возникло то самое ощущение дежавю, и этим дежавю она сыта по горло, если прибегнуть к точным выражениям.

В коридоре она сняла кроссовки и спустилась в свой номер пешком, по служебной лестнице.

Едва Джулия вышла, Энтони снял телефонную трубку. В Сан-Франциско было шестнадцать часов, и ему ответили после первого же звонка.

— Пилгез слушает!

— Я тебе не помешал? Это Энтони.

— Старые друзья никогда не мешают; я очень рад слышать твой голос, давненько мы с тобой не болтали.

— Хочу попросить тебя об одной услуге — о небольшом расследовании, если это все еще в твоих силах.

— Знал бы ты, до чего мне скучно с тех пор, как я вышел на пенсию! Даже если бы ты позвонил с просьбой найти пропавшие ключи, я бы и этим занялся с удовольствием!

— Сохранились ли у тебя контакты с пограничной полицией? Мне нужен человек в визовом отделе, который мог бы кое-что разузнать для меня.

— Не сомневайся, у меня до сих пор длинные руки!

— Ну и прекрасно; я хочу, чтобы ты сейчас дотянулся этими руками вот до кого…

Разговор между старыми приятелями затянулся на целых полчаса. Инспектор Пилгез обещал Энтони раздобыть нужную информацию в самый короткий срок.

В Нью-Йорке было восемь вечера. Табличка на двери антикварного магазина гласила, что он закрыт до понедельника. Внутри Стенли устанавливал полки книжного шкафа конца XIX века, полученного днем. В витрину постучал Адам.

— Господи, опять эта пиявка! — вздохнул Стенли и притаился за буфетом.

— Стенли, это я, Адам! Я знаю, что вы там! Стенли присел пониже и затаил дыхание.

— Я принес две бутылки «шато-лафита»! Стенли медленно распрямился.

— 1989 года! — крикнул Адам с улицы. Дверь магазина отворилась.

— Извините, я тут прибирал и не сразу вас услышал, — сказал Стенли, впуская гостя. — Вы уже поужинали?

Томас потянулся и вынырнул из постели, стараясь не разбудить спавшую рядом Марину. Он спустился по винтовой лестнице и прошел через гостиную на нижнем уровне дуплекса. [14] Обогнув стойку бара, он подсунул чашку под краник кофеварки, прикрыл машину полотенцем, чтобы заглушить ее гудение, и нажал на кнопку. Потом раздвинул застекленные двери и вышел на террасу — подставить лицо первым солнечным лучам, уже ласково согревавшим крыши Рима. Подойдя к балюстраде, он наклонился и взглянул сверху на улицу. Внизу, перед высоткой, где жила Марина, стоял фургон; поставщик выгружал из него ящики с овощами и вносил в бакалею, находившуюся на первом этаже, рядом с кафе.

Явственный запах поджаренного хлеба послужил вступлением к симфонии звонких итальянских ругательств. На террасе появилась Марина в халате, вид у нее был довольно мрачный.

— Хочу сказать две вещи! — сказала она. — Первое: ты тут стоишь в чем мать родила, и я сильно подозреваю, что твой вид испортит моим соседям напротив аппетит за завтраком.

— А второе? — спросил Томас, не оборачиваясь.

— Мы позавтракаем внизу, дома нет ни крошки.

— Разве мы вчера вечером не купили ciabatta? [15] — посмеиваясь, напомнил Томас.