Онлайн книга «Дети свободы»
|
Внезапно Энцо жутко бледнеет, а я получаю жестокий пинок в спину, отдавшийся болью во всем теле. Напрасно он кричит: – Мерзавцы, оставьте его в покое! - охранники безжалостно избивают меня, я падаю на пол, корчась под ударами сапог. Кровь брызжет на каменные плиты. Энцо поднимается на ноги и, держась за прутья оконной решетки, умоляет отпустить меня. – Ага, как видишь, он прекрасно стоит, когда хочет, - злобно ухмыляется сторож. Мне бы потерять сознание, не чувствовать больше града ударов, разбивающих лицо. Как же она далека - обещанная весна - в эти холодные майские дни! 27 Я медленно прихожу в себя. Лицо болит, губы склеены запекшейся кровью. Глаза так заплыли, что невозможно разглядеть, горит ли лампочка на потолке. Но через отдушину доносятся голоса, значит, я еще жив. А там, во дворе, на прогулке разговаривают мои товарищи. Из крана во дворе, у внешней стены здания, сочится тоненькая струйка воды. Ребята по очереди подходят туда. Закоченевшие пальцы с трудом удерживают обмылок. Ополоснувшись, заключенные перекидываются несколькими словами и спешат выйти на середину двора, чтобы хоть немного согреться в солнечном луче, падающем на это место. Надзиратели пристально смотрят на одного из наших. Взгляды у них хищные, как у стервятников. У паренька - его зовут Антуан - от страха подкашиваются ноги. Остальные заключенные сгрудились возле него, заслоняя от тюремщиков. – Эй ты, пошли с нами! - орет старший надзиратель. – Чего им от меня надо? - спрашивает Антуан, испуганно глядя на него. – Иди сюда, кому говорят! - приказывает надзиратель, пробираясь между арестантами. Друзья крепко сжимают руки Антуана; они знают - парня сейчас уведут, чтобы отнять у него жизнь. – Не бойся, - шепчет один из них. – Да чего им надо-то? - повторяет паренек, которого уже тащат прочь, подталкивая в спину. Здесь всем хорошо известно, чего надо этим зверям, да Антуану и самому все ясно. Покидая двор, он бросает взгляд на друзей, посылая им последний безмолвный привет, но неподвижно стоящим людям слышится: "Прощайте!" Надзиратели приводят его в камеру и приказывают собрать вещи, все свои вещи. – Все вещи? - жалобно переспрашивает Антуан. – Оглох, что ли? Не слышал, что я сказал? Антуан скатывает свой тюфяк - это он скатывает свою жизнь; всего семнадцать лет воспоминаний, их сложить недолго. Тушен стоит, покачиваясь с носков на пятки. – Давай, пошел! - бросает он, презрительно кривя толстые губы. Антуан отходит к окну и берет карандаш, чтобы написать записку тем, кто сейчас во дворе, - ведь он их больше не увидит. – Ну, еще чего! - рычит старший и бьет его по спине. Антуан падает. Его рывком поднимают за волосы, такие тонкие, что в руках мучителей остаются целые пряди. Паренек встает, берет узелок с вещами и, прижав его к животу, тащится за надзирателями. – Куда меня ведут? - спрашивает он звенящим голосом. – Придешь - увидишь! Старший надзиратель отпирает решетчатую дверь камеры для приговоренных к смерти; Антуан поднимает голову и улыбается встретившему его заключенному. – Ты чего это сюда явился? - спрашивает Энцо. – Не знаю, - отвечает Антуан, - наверно, посадили к тебе, чтобы ты не скучал. А иначе зачем?… – Верно, Антуан, верно, - мягко отвечает Энцо, - иначе зачем бы им тебя сюда сажать? Антуан больше ничего не говорит; Энцо протягивает ему половину своей хлебной пайки, но парень отказывается. – Тебе самому надо есть. – Зачем? Энцо встает, болезненно морщась, прыгает на одной ноге в угол, к стене и садится на пол. Положив руку на плечо Антуана, он показывает ему раненую ногу. – Думаешь, я стал бы терпеть такие муки, если бы не надеялся на лучшее? Антуан с ужасом смотрит на страшную рану, из которой сочится гной. – Значит, им все же удалось?… - лепечет он. – Ну да, как видишь, удалось. И уж если хочешь знать всю правду, у меня даже есть новости о высадке. – Как это? Неужели сюда, в камеру осужденных, доходят такие новости? – Конечно, малыш! И потом, запомни, эта камера вовсе не так называется. Это камера двух живых бойцов Сопротивления, живее некуда. На-ка, глянь, сейчас я тебе кое-что покажу. Энцо роется в кармане и достает безжалостно расплющенную монету в сорок су. – Знаешь, я ее спрятал за подкладкой. – Не пойму только, зачем ты ее так раздолбал, - вздыхает Антуан. – Да затем, что нужно было для начала убрать с нее петеновскую секиру [21] . А теперь, когда она совсем гладкая, посмотри, что я на ней выцарапываю. Антуан наклоняется над монетой и читает. – И что же это значит? – Я еще не кончил, там должен быть девиз: "Осталось взять еще несколько Бастилии". – Извини за прямоту, Энцо, но я не могу понять, то ли это что-то больно умное, то ли совсем уж глупое. – Это цитата, Антуан. Слова не мои, однажды я услышал их от Жанно. И тебе придется мне помочь; по правде говоря, меня все время так лихорадит, что силенок осталось маловато. И пока Антуан выцарапывает старым гвоздем буквы на монете в сорок су, Энцо, лежа на койке, рассказывает ему вымышленные новости о войне. Эмиль теперь командует целой армией, у них есть машины и минометы, а скоро будут и пушки. Бригада сформирована заново, ребята атакуют врагов на каждом шагу. – Так что можешь мне поверить,-заключает Энцо, - это не мы сейчас пропащие, а немцы! Да, я тебе еще не все рассказал про высадку. Знаешь, она состоится совсем скоро. Когда Жанно выйдет из карцера, англичане с американцами уже будут тут как тут, вот увидишь. По ночам Антуан гадает, говорит ли Энцо ему правду или путает в бреду фантазии и реальность. Утром он разматывает его повязки и, смочив их в унитазе, снова накладывает на рану. Весь день он присматривает за Энцо, вслушивается в его дыхание, обирает вшей. А в остальное время неустанно выцарапывает буквы на монете и всякий раз, закончив очередное слово, шепотом говорит Энцо, что, наверное, тот был прав: скоро они вместе увидят Освобождение. Раз в два дня их навещает санитар. Старший надзиратель отпирает решетку и тут же снова запирает ее, на осмотр Энцо дается ровно пятнадцать минут, ни минуты больше. |