Онлайн книга «Волшебные истории. Новые приключения Елены Прекрасной»
|
— Че катит на пацанку? — возмущались другие. Ведущая опомнилась и добрым голосом сказала в микрофон: — А хочешь, сама отрубишь ручки у кукол? — Не-а, — возразила девочка, которая сидела на коленках лицом в живот, как свернувшийся ежик. — Ну иди, поиграемся, иди, дура маленькая, — ласково сказала Валька и, с трудом нагнувшись, взяла девочку под локоток. — Иди, выиграешь, подарю тебе этих кукол, двух, хочешь? — Хочу, — сказал ребенок себе в живот. — И «Мерседес»! — закричал в зале далекий папа. — Да! — ответила Валькирия. Зал захлопал. Папа в семнадцатом ряду радостно потирал руки, переводя стоимость «Мерседеса» в стоимость бутылок водки, спутался и вспотел от счастья. А ведущая Валька, согнувшись, повела девочку к столику, на котором находилась маленькая виселица и при ней музыкальный органчик с игрушечной табуреткой (рабочие так и не смогли отпилить скамеечку, плюнули и поставили орган рядом с виселицей). Игорек окаменел, смущенно улыбаясь, а его мать, Шура-Шашка, в этот момент решительно сматывала бинты с головы, собираясь ринуться в бой вместо своего неумелого сына. Она бы не отдала Барбей! Вы что, трехкомнатная квартира! Она сейчас пойдет и вырвет Барбей, вернет их Игорьку! И в этот момент, когда Валькирия осторожно, вполголоса, учила девочку Женечку, куда поставить куклу Барби и куда накинуть маленькую петлю, Шура-Шашка наконец сдернула, поморщившись, последнюю повязку со своей больной головы и надела, шипя от боли, парик. Трам-бамс! — и в первом ряду вместо помятой Шуры-Шашки засияла еще одна ведущая Валькирия, в таком же шелковом балахоне, с ярко-золотой прической, с тем же слегка опухшим видом и в черных босоножках (о, волшебный парик!). А девочка своей тоненькой, как спичка, рукой доверчиво накинула петельку на шею Барби Маши (Барби Кэт она сунула за пазуху) и поставила куклу ногами на скамеечку. Затем (шептала ей Валькирия) надо будет убрать табуретку из-под ног Барби, то есть отодвинуть вбок органчик со скамеечкой, и ей подарят обеих кукол! — Хорошо? — по-доброму шептала Валька. — Хаяшо, — отвечал ребенок. Барби Маша стояла на скамеечке перед органом с петлей на шее, как партизанка в тылу врага. Но ребенок не отпустил (на всякий пожарный случай) обещанную куколку, держал ее одной рукой крепко-крепко. Скамеечка стала прогибаться под весом Барби Маши, маленькая защелка соскочила, пружинка освободилась, и органчик начал играть. Он издал первый могучий рев, вздохнул и запел на множество голосов. Под куполом зала засветился яркий свет, и все вздохнули. Все замечтали, сердца у всех забились, глаза прослезились… Дед Иван освободился от колдовства, встал и пошел к сцене. Два неуклюжих лохматых ребенка преданно побежали следом за ним. Туда же отправилась и мама Шашка, как две капли воды похожая на ведущую Валькирию. Что касается самой Валькирии, то она тоже стояла и мечтала. Она даже выронила из пасти свою вечную сухую корку (черствую корку науки). В ее маленькой голове проносились видения — старый подвал, дружная семья ужинает коркой сыра… Мама-крыса в серых мехах, братья и сестры, пушистые и усатенькие, теплые и дружные… И вот уже это не мама-крыса, а сама Валька в серой шубе, бархатистая, пухлая, аккуратная, с чистым хвостом, кормит сыром своего сыночка Эдика (разумеется, это ее сын, как она раньше не догадалась), тоже чистенького, аккуратненького, бархатного, и все у них в порядке… Норка теплая, убранная, запасы есть — там мешок корок, там сало в пакете… Крупа «Артек»… Печенье «Юбилейное»… Сыр «Пошехонский»… А люди — они несчастные… Им хочется и то и другое, а жить дружно они не умеют… Надо дать им, сколько они пожелают, наколдовать — раз плюнуть… Вот сотни «Мерседесов», вот гора телевизоров в упаковке… Вот ключи от квартир… Целый дом на триста квартир, всем участникам передачи по квартире… И той несчастной выгнанной невестке квартиру… И той старушке с инсультом — пусть ее возьмут из больницы, пусть она живет у дочери, и все будут рады, будут любить бедную брошенную ими бабушку… И тот ребенок-калека, пусть он встанет на ножки и идет с папой и с мамой, и будут они жить вместе… А тот несчастный, который уже год не спит, с тех пор как сбил на улице ребенка, — пусть он подарит им свою новую машину, ладно. И та бедная женщина, которая украла у него со шкафа деньги, потому что он год пил, ел и одевался за ее счет… она обнищала… и эта женщина тоже уже полгода не спит и боится — пусть она выйдет за него замуж, и тогда деньги останутся в семье… Так мечтала Валька, а органчик играл, кипятясь и подпрыгивая, и число ключей и «Мерседесов» росло на сцене, ящики с телевизорами громоздились один на другой. И сама Валька давно уже тоже воплотила свои мечты в жизнь, она стала дородной крысой, превратила Эдика в крысенка и теперь хлопотала, устраивая новую жизнь в подвале телевидения, как раз под кладовой ресторана. А Шура-Шашка раньше деда дошла до сцены и сказала: — Выиграли все! И мы тоже! И взяла себе ключи и положила их на капот «Мерседеса». И велела: — Подходить по одному! — И туманно пояснила: — По семье на рыло! Все ее поняли сразу. Шура-Шашка, златогривая, в шелках, с опухшей рожей, была награждена ревом зала и аплодисментами. Народ начал действовать незамедлительно, но, поскольку музыка играла, все встали в дружную, чинную очередь, рядами, и, говоря друг другу «спасибо» и «пожалуйста», смеясь от души, они подходили к Шашке и получали из ее рук ключи, машину и ящик с телевизором. Как-то все так волшебно устраивалось, никакой давки и смертоубийства, но дед все никак не мог дойти до своей Маши Барби, которая почти висела с петлей на шее на табуретке и нежно улыбалась, а ребенок стоял на страже около виселицы, держа Барби за ножки и ожидая момента, когда можно будет спрятать обещанную куклу за пазуху. Дед никак не мог дойти до сцены, потому что везде вилась очередь, а он-то не занял очередь, то есть не встал в ряд, а впереди себя никто никого не пропускал, такие дела. А кричать и что-то доказывать (да не нужна мне ни машина, ни квартира, а мне нужна кукла Барби) дед не мог, ему было как-то неудобно. Таким образом, дед Иван с неизвестно откуда взявшимися косматыми детьми, которые всюду преданно его сопровождали, был отнесен в конец очереди. Он стоял и смотрел, как все больше клонится кукла Маша в усталой руке ребенка, как шнурок натягивается на ее шее… Он представлял, как больно и тяжело Маше, но ничего не мог поделать. |