Онлайн книга «Про девушку, которая была бабушкой»
|
Сергей снял бейсболку, присаживаясь за мой столик. Мамино: Сереженька, мужчина в помещении не носит головного убора. В разговоре с женщиной шляпа на голове просто преступление. Хороший мальчик, усвоил уроки. Он был лыс, нынче лысые в моде. Пробивающийся бордюрчик волос на черепе свидетельствовал, что при другой моде он имел бы прическу «озеро в лесу». Сергей что-то моросил. Не воспримите как бестактность, не примите за назойливость, надеюсь, я не нарушил вашей приватности, но вы так мечтательно улыбались – бла-бла-бла, тра-та-та. Ишь, какой культурный, а когда-то мы ему внушали, что душ надо принимать каждый день, а не только по субботам мыться. Я рассматривала Сергея, не таясь, пристально и предметно. Что можно было расценивать, как мою благосклонность к его флирту. Данька в старости будет на него похож? Да и пусть будет. Живот убрать – вполне интересный мужчина. Тем более что лысина сыну не грозит, у него моя шевелюра. Маша, дразня Даньку, потешалась, а он – за чистую монету. – Ты, Данька, жмот! Жадина-говядина, пустая шоколадина! – Я жадина? Скажи, нет, ты скажи, когда я жадничал? Когда я тебе на ХЗЧТ (хрен-знает-что-такое) отказывал? – Тогда почему у нашей дочери не твои кудри? Вспомнив, я рассмеялась. Очевидно, не к месту. – Только спросил ваше имя, – удивился Сергей. – Разве это смешно? – Имя у меня самое обыкновенное. Как, вероятно, и ваше. – Но вы необыкновенная девушка! – Даже не представляете, насколько. – Я же просто доктор наук, физик. Конечно! Просто доктор наук, снимающий девушек невдалеке от места жительства. Жена на дачу уехала? Вынув из кошелька тысячу рублей, подсунув их под блюдце, – для официанта, я поднялась. Дала возможность меня рассмотреть, оценить, восхититься. Склонилась к его уху: – Мне тебя уже не надо… Давно! Физик средней руки. Между столиков, к выходу я шла с гордо поднятой головой, со струнной спиной, цокая каблучками по полу. А на улице меня придавило. Словно на плечи опустились два стокилограммовых стервятника и принялись по очереди клевать мою печень. Поделом. Как я его лихо припечатала! Молодчина, только и сказать. Цветаевская строка, которую Сергей вряд ли узнал. Потом отсебятина. Давно! И в довершение клеймо, придуманное злой брошенной бабой. «Месть есть наслаждение души мелкой и низкой», – сказал Ювенал. И он был совершенно прав. От себя добавлю, что после акта мести у натур мелких и низких, даже если они только что поглощали сладости, во рту будет мерзко, как после тухлятины. 2 Машина мама приехала ко мне без звонка, не предупреждая. Утром, когда я чистила зубы. Выскочила из ванной на длинные требовательные звонки в дверь с мыслью: «Светлану Ильиничну, старшую по дому, все-таки прикончили нанятые управляющей компанией киллеры. Хотя должны были сначала расстрелять персонал пекарни за их невыносимо вкусные булочки». На пороге стояла Любовь Владимировна. – Ты племянница? – Да, – булькнула я белыми пузырями. – Пройду? – Конечно! Любовь Владимировна относится к тем мамочкам, которые контролируют каждый шаг и всякую деталь туалета дочери. Они способны задрать платье и удостовериться, что лифчик застегнут на все крючки, выпытать у проходного, случайного кавалера его биографию, вплоть до болезней прадедушки. А когда дочь выйдет замуж, они будут каждый день наведываться, проверять содержимое холодильника, доставать из грязного белья мужские носки и нюхать, чистоплотный ли зятек попался. Но! У нашей Любови Владимировны внутри живет некий Судия, который не позволяет ей давать волю порывам. Мы все этого Судию знаем, то есть чувствуем. И безмерно признательны Любови Владимировне, что она Судию слушается. Пока я полоскала рот, Любовь Владимировна обследовала комнату. Если бы я ее ждала, я бы навела порядок. Методом – все в шкаф. Я же говорила, что неряха. Но не грязнуля! – В институт приехала поступать? – спросила Любовь Владимировна и выразительно провела рукой по поверхностям, на которых валялись мои наряды. – К экзаменам готовишься? – Я, э-э-э медалистка. Золотая. В смысле только один экзамен. Уже сдала, уже прошла. – Вижу, куда прошла. – Чай, кофе? Не хотите ли? Позвольте предложить? – Ну, предложи. Обогнув мою смиренную фигуру, Любовь Владимировна двинулась на кухню, где первым делом открыла холодильник и проинспектировала его содержимое. Судия, похоже, вылез наружу. – Сыр, колбаса, варенье? – мямлила я за спиной сватьи. – Хоть спиртного нет, и на том спасибо, – услышала в ответ. Второй замечательной особенностью натуры Любови Владимировны была ее всегдашняя готовность брать на себя всю женскую работу, не спрашивая, не рассуждая, не дожидаясь просьб. Она приходила и начинала готовить, накрывать на стол, убирать со стола, мыть посуду и даже пол. Данька и Маша беспардонно этим пользовались. Домработница не нужна, только маму-тещу в квартиру запустить. И сейчас Любовь Владимировна сама поставила чайник на огонь, сделала бутерброды, вывалила варенье из банки в вазочку, протерла тряпочкой клеёнку на столе (какое счастье, что я старую тряпку вчера выбросила и пустила в обращение новую), достала чашки, розетки, пополнила салфетницу бумажными салфетками, заварила чай. – Садись! – пригласила меня. – Ни каш у тебя нет, ни йогуртов. Плохо! Нездорово. – Да, я знаю про овсянку. Я ее ненавижу, извините! – Вот и Даня тоже. Но речь не о нем. Значит, Александра Петровна улетела в этот как его… – Благовещенск. – А как она поместилась своей задницей в самолетное кресло? Голосом Любови Владимировны воскликнул, теперь уж это определенно точно, Судия. – Она купила два билета, то есть три. А, бэ, цэ – три кресла, там ручки между сиденьями откидываются. На трех сиденьях, от иллюминатора до прохода, я бы, пожалуй, разместилась с комфортом. – Откуда она деньги взяла? И один-то билет в Сибирь о-го-го стоит, а три! С Судией надо было что-то срочно делать, загонять его на насиженное место. – Деньги! – ударила я себя ладонью по лбу. – Конечно! Совсем забыла! Александра Петровна просила вам передать. И бросилась в комнату, где плюхнулась на пол и поползла под диван. Пакет с валютой прятался у самой стенки. Когда я вернулась, разыгралась сцена драматически великолепная, и в ней были реплики совершенно восхитительные. |