Книга Про девушку, которая была бабушкой, страница 49 – Наталья Нестерова

– Вы об этом помните? – удивился Женя.

– Мне мама рассказывала, – выкрутилась я. – Она работала на кафедре истории в одном институте. И ни одного голоса в защиту Путина?

– Очень осторожные и тихие, как писк. У меня есть приятель журналист-международник. Он мне рассказывал, что в частных беседах его зарубежные коллеги признавали, что их президенты легко и свободно такими объемами информации, как Путин, оперировать не способны.

– Вам нравится Путин?

Женя пожал плечами:

– Он все-таки не женщина, чтобы нравиться мне. Во внутренней политике, экономике меня многое не устраивает. Но когда за границей я вижу газетные киоски, заваленные журналами, на обложках которых Путин в образе Дракулы с окровавленными зубами или с усиками под Гитлера, мне становится противно.

– Негодяи! Нашего президента? – возмутилась я, хотя прежде весьма нейтрально относилась к Путину. Теперь же вдруг во мне взыграл патриотический гнев. – Жаль, что у нас умерла политическая карикатура. Помните, какие смешные и хлесткие были рисунки?

– Я-то помню.

– У нас дома есть подшивки журнала «Крокодил», бабушка с дедушкой выписывали, – нашлась я. – Как славно бы смотрелся Буш-младший с ослиными ушами и облачком изо рта: «Меня перенедооценили». Спасибо за обед!

Пора. Женя уже дважды тайком посмотрел на часы. Мне с ним гораздо интереснее, чем ему со мной.

– Благодарю за компанию! – ответил он любезно. – Попудрим носики и по коням?

Я помнила свое полуобморочное отчаяние, страх, пригласит ли на новое свидание, и снова переживать подобное не хотела.

Когда подходили к метро, я взяла инициативу в свои руки:

– Мы с вами отлично культурно развиваемся. Теперь моя очередь предлагать объект. Вы бывали в Царицыне после реставрации?

– Нет, но…

– Что «но»? Что вас смущает?

– Вы должны проводить время со своими сверстниками, в молодежной среде, а не со мной, стариком…

– Я хрустально-русский человек, может, в четырнадцатом веке и проскочил какой-нибудь монголо-татар, но сведений о нем не сохранилось. И как русский человек я не люблю, когда мне указывают, с кем проводить время, с кем дружить или не дружить. Если вы не хотите в Царицыно, то скажите прямо, нечего искать отмазки в виде моей так называемой молодости.

– «Отмазки», – повторил Женя. – Редко слышу от вас современный жаргон. Складывается впечатление, что вы воспитывались в каком-то закрытом благородном пансионе.

– Это хорошо или плохо?

– Странно. Конечно же, очень хорошо! – быстро поправился он. – С удовольствием побываю в Царицыне.

«Спасибо, сыночек! Как полезны оказались твои словечки, от которых я прежде морщилась».

– Тогда послезавтра, в пятницу? В выходные там, наверное, тьма народу.

Ни Женя, ни я не подготовились к посещению заповедника, то есть не почитали в Интернете про Царицыно. Не знаю, чем Женя был занят, а у меня откололся лак на одном ногте, требовалась реставрация, я сменила лак педикюра с пугающе-розового на менее ядовитый цвет и сделала эпиляцию. Хотела только ноги, но мастер предложила убрать волоски и в зоне бикини. «Чем черт не шутит, не известно, как жизнь сложится. Удаляйте!» – решилась я. Процедура для стоиков, спартанцев и прочих терпивцев. Преклоняюсь перед современными девушками, которые подвергаются эпиляции регулярно. Однако, мне кажется, что после такой пытки какие-либо интеллектуальные занятия, вроде чтения умных книг или вдумчивого конспектирования лекций, мало возможны. Вот вам и источник анекдотов про блондинок модельной глянцевости. Я, настрадавшись, могла только валяться на диване и предаваться глупым мечтам. Их главного героя называть не требуется, и так понятно.

Женя был сдержан и строг, совсем не такой, как в рыбном ресторане. Меня так и подмывало ему сказать: «Напрасно перед свиданием не тяпнул пару рюмок».

Про Царицыно я помнила немного.

Екатерина Вторая, навещая Москву, пленилась этими местами, выкупила у Кантемира поместье. Архитектором пригласила Василия Баженова. Его проект в стиле псевдоготики был очень масштабным, со многими новшествами, не один большой дворец как центр композиции, а пять – для членов царской семьи. Строительство финансировалось из рук вон плохо, работы затянулись. А когда царица очередной раз посетила Москву, ей все решительно не понравилось. Баженов был отстранен и лишен монаршей милости. Ходили слухи, что дело было в его масонстве. В декоре многих зданий присутствовали масонские шифры и эмблемы.

– Вряд ли Екатерина Вторая разбиралась в масонской символике, – сказал Женя, – тем более что она, символика, а не царица, восходит к христианской эмблематике. Но через Баженова масоны пытались влиять на наследника. Баженов часто ездил в Петербург просить деньги, встречался с Павлом Петровичем, передавал ему литературу «вольных каменщиков».

– Вы все знаете лучше меня! Сами говорите.

– Ничего я не знаю!

– Про архитектора Матвея Казакова, которому передали Царицыно.

– И тоже не давали денег на строительство. Это был долгострой длиною в два с лишним века.

– В советские годы парк превратился в лес, а недостроенные здания в руины.

– Родители рассказывали?

– Представьте себе. Возили тут в колясочке.

– Вы слушали и запоминали.

Слушал Данька, уже не из коляски, конечно, а я готовилась к нашим поездкам по московским паркам. Отвези меня в Лефортово, в Кузьминки или в Кусково, что-то да и вспомню.

– Ой, смотрите, микроавтобусы, наверное, экскурсионные. Прокатимся? – отвлекла я внимание Жени.

На электромобиле мы ездили сорок минут по дворцово-парковому ансамблю, слушали аудиогида. Потом гуляли по аллеям, у прудов, у фонтана. Выпили кофе, я с пирожным, конечно, и снова гуляли. Было солнечно, тепло, красиво, говорить про умное, вроде политики, не хотелось, болтали о чем-то легком, я не запомнила о чем, пока разговор не сменился.

– Вас, Александра Петровна, вероятно, принимают за мою дочь, – сказал Женя.

– Тогда вас – за папу-извращенца. Вы так на меня смотрите, что смахивает на инцест.

Наконец установилась летняя погода, я смогла надеть давно купленный сарафан на бретельках. Белый, в маленький, едва заметный синий горошек-точечки, с кружевами на лифе и по подолу. Свои отэпилированные гладенькие ножки утром после душа я смазала кремом-автозагаром. На мне были босоножки с тринадцатисантиметровыми шпильками. На меня не мог бы пялиться только слепой потомственный импотент. Данная категория граждан в Царицыне отсутствовала.

После небольшой паузы Женя сказал:

– Смотреть на красивую женщину не зазорно. Это, можно сказать, своего рода акт милосердия. Женщина старалась привлечь внимание и теперь вышагивает на каблуках, которые легко приравниваются к инструментам палача…