Онлайн книга «Список ненависти»
|
– Ванильное. – Я пожевала губу. – Мне нравится воздушный шар, – указала на потолок, под которым висел деревянный воздушный шар. – Он такой красочный. Доктор Хилер проследил за моим взглядом. – Да, мне он тоже нравится. Отчасти из-за того что он замечательно смотрится, отчасти из-за парадокса. Он весит тонну. В этом кабинете все может летать. Что бы ни тянуло его вниз. Даже деревянные шары. Здорово, правда? – Ого! – поразилась я, рассматривая воздушный шар. – Мне бы такое и в голову не пришло. – Мне тоже, – ухмыльнулся доктор Хилер. – Это придумка моей жены. А я ей пользуюсь вовсю. Я улыбнулась. С ним было так спокойно и хорошо. Хотелось всем поделиться. – Мои родители ненавидят друг друга, – вырвалось у меня. – Это сойдет за важное? – Только если ты сама считаешь это важным, – ответил доктор Хилер. – Что еще? – У меня есть младший брат. Он классный. Хорошо относится ко мне. Мы не ссоримся, как некоторые братья и сестры. Я немного волнуюсь за него. – Почему ты волнуешься за него? – Потому что у него такая сестра. Потому что в следующем году ему придется учиться в «Гарвине». Потому что ему нравился Ник. Эм… Смена темы. – Ванильное мороженое, несчастные родители, классный брат. Ясно. Что еще? – Я люблю рисовать. Ну, мне нравится живопись. – О! – воскликнул доктор Хилер. – Уже кое-что! Что ты любишь рисовать? – Не знаю. Я давно ничего не рисовала. С детства. Не понимаю, с чего ляпнула это. – Ничего страшного. Значит, теперь у нас есть ванильное мороженое, несчастные родители, классный брат и любовь к рисованию, но это под вопросом. Что еще? А все не так просто, как мне казалось. Пошевелив мозгами, я выдала: – Я не смогу сделать сальто назад. – Ну и ладно, – улыбнулся доктор Хилер. – Я тоже не могу его сделать. Я тебя обманул. Но ведь было бы здорово научиться? – Наверное, – рассмеялась я. – Но сейчас я даже нормально ходить не могу, – показала я на ногу. Он кивнул. – Не волнуйся. Не успеешь оглянуться, как снова забегаешь. Может, и сальто научишься делать. Кто знает. – С меня сняли обвинение, – сказала я. – Ну, в стрельбе. – Знаю. Поздравляю тебя. – Можно задать вам вопрос? – Конечно. – Когда вы разговариваете с мамой… на ваших сеансах… она обвиняет во всем меня? – Нет. – Она говорит о том, как сильно ненавидела Ника и сколько раз убеждала меня с ним порвать? Говорит, что я заслужила эту пулю? Доктор Хилер покачал головой. – Твоя мама никогда не говорила ничего подобного. Она беспокоится. Печалится. Обвиняет себя. Она считает, что должна была получше присматривать за тобой. – Наверное, она хочет, чтобы вы пожалели ее и возненавидели меня так же, как все остальные. – Она не ненавидит тебя, Валери. – Возможно. Но Стейси меня ненавидит. – Стейси? Подруга? – спросил доктор Хилер небрежно, однако у меня уже сложилось ощущение, что он никогда не задает вопросы просто так. – Да. Мы с детства дружили. Она приходила ко мне вчера вечером. – Замечательно! – Доктор Хилер внимательно посмотрел на меня и задумчиво провел пальцем по нижней губе. – Не похоже, что тебя это обрадовало. Я пожала плечами. – Хорошо, конечно, что она зашла. Просто… не знаю. Доктор Хилер молча ожидал продолжения. Снова пожав плечами, я объяснила: – Я попросила брата сказать ей, что сплю. Он кивнул. – Почему? – Не знаю. Просто… – Я поерзала. – Стейси так и не спросила у меня, причастна ли я на самом деле к стрельбе. Она ведь должна быть на моей стороне? Но нет. Она приняла другую. И она считает, что я должна извиниться. Не перед ней. Перед всеми. Публично или еще как. Зайти к каждому и попросить прощения за произошедшее. – А что об этом думаешь ты? На этот раз замолчала я. При мысли о том, чтобы встретиться лицом к лицу со всеми этими людьми – скорбящими и требующими справедливости каждый раз как я включаю телевизор, открываю газету или вижу обложку журнала, – меня начинало мутить. Поэтому я старалась об этом не думать. – Я ведь попросила Фрэнки спровадить ее, – тихо напомнила я. – Да, но ты не хотела, чтобы она уходила, – отозвался доктор Хилер. Наши взгляды встретились, а затем он вдруг встал, поднял руки над головой и выгнулся назад. – Я слышал, все зависит от ног, – сказал он и согнул колени, словно готовясь к прыжку. – Что зависит от ног? – Хорошее сальто. 15 Мы с Фрэнки сидели за кухонным столом. Он, как обычно, ел хлопья, а я банан, и тут я заметила у локтя брата свернутую газету. Лишь заметив ее, я поняла, что впервые по возвращении из больницы вижу в нашем доме газету. – Дай посмотреть, – показала я на нее. Фрэнки глянул на газету, побледнел и замотал головой. – Мама запретила давать тебе газеты. – Что? Брат проглотил ложку хлопьев. – Она сказала, что нам не следует давать тебе читать газеты и смотреть телевизор. И чтобы я вешал трубку, если звонят репортеры. Но они уже не звонят так часто, как раньше – когда ты лежала в больнице. – Мама не хочет, чтобы я читала газеты? – Она боится, тебя расстроит то, что в них пишут. – Но это нелепо. – Наверное, она нечаянно оставила ее здесь. Сейчас выкину. Брат взял газету и поднялся. Я тоже вскочила. – Не выкинешь. Дай ее сюда, Фрэнки, – потребовала я. – Я не шучу. Мама не знает, о чем говорит. Я смотрела телевизор в больнице, когда она уходила. Я все видела. Не говоря уже о том, что я присутствовала при стрельбе. Забыл? Брат замешкался. – Со мной все в порядке, Фрэнки, правда, – тихо сказала я, глядя ему в глаза. – Я не расстроюсь, обещаю. Он нерешительно протянул мне газету. – Хорошо. Но если мама спросит… – Да, да, скажу ей, что ты разыгрывал из себя бойскаута. Не волнуйся. Фрэнки взял со стола свою миску и поставил ее в раковину. Я снова села за стол и прочитала статью на первой полосе. «АДМИНИСТРАЦИЯ ШКОЛЫ ОТМЕЧАЕТ ВСЕОБЩЕЕ ЕДИНЕНИЕ УЧЕНИКОВ ПОСЛЕ ТРАГИЧЕСКОГО РАССТРЕЛА» |