Онлайн книга «Отправляемся в полдень»
|
Он сажает меня на старый стол, и тот ходит ходуном, грозя в любой момент развалиться под нами. – Моё наваждение… моё наслаждение… мой грех… Слова, перепутанные с безумием ласк, с треском ткани, с дробью отлетающих пуговиц, с моими стонами… Лилия зацветает опять, горит ярче прежнего, звенит тонко, будто смеются феи. И мне кажется, я снова крылата. …мои пальцы в его волосах, его пальцы на моих бёдрах. Губы – горячие, требовательные, – скользят по шее вниз, к ключице… Будто обжигают, оставляют следы. О да, ты ведь слышишь. Ты ведь знаешь. Только ты. Твоя… Для тебя… Я спасу этот мир. Буду послушной, буду твоим оружием. Направляй меня… Научи меня… Люби меня… Но в правила игры, того, кто расставил нас на шахматной доске, наша любовь не входит. Мы не успеваем слиться в одно, рухнуть в сладкую бездну. Нас останавливают аплодисменты и смех. – Бэзил! Не узнаю? Такой пыл! Куда девался правильный поборник догм?! Я, замерев сначала, тяну шею, выглядываю из-за плеча любимого, и улетаю одна. Потому что Бэзил двоится. Техническая остановка один (Исповедь ангела) …не заладилось с самых ползунков, бля** Мать может быть и смирилась бы и приняла – мать всё-таки. Хотя ей, канеш, графской дочке, нах не нужен был ублюдок от нищего железнодорожника. Хотя когда ложилась под батю – не думала. Девки вообще в такие минуты не думают, но ответственность потом на мужиков. Козлина такой-сякой, воспользовался неопытностью! А чё ж позволила, дура? Ладно, проехали. Кароч, мать бы привыкла, но дед! Тот взвился. Мало что бастард, так ещё и с меткой этой. И начали потихоньку гнобить. С малых лет. Держали на кухне, со слугами. Вечно тыкали, указывали место. Но всё равно родных любил – и мать-предательницу и деда-сноба. Дед иногда даже звал к себе поговорить. В его кабинете – замирал, смотрел, как на бога, каждое слово ловил. Иногда отвечал, если тот спрашивал. И чуть не до потолка сигать начинал, когда дед гладил по голове и называл смышлёным. Однажды дед сказал, что есть специальная школа. Не просто школа – целая организация, S.A.L.I.G.I.A., где много таких же, с лилией на ладони. Их что там учат летать и драться. – Летать?! – не поверил даже – И я смогу? – Конечно, – убедил дед. – Хочешь посмотреть эту школу? Ещё бы! Так хотел! Вокруг будет полно мальчишек-сверстников и с метками. Это клёво же! А то вон даже дети слуг врассыпную, как увидят. Было и другое – ехать с дедом в столицу! Об этом раньше даже и не мечтал. Мама сама собрала в школу. У мамы – уже другая семья была, её спешно замуж выдали, но деток больше не было, вот она и тянулась к бастарду. Тогда – даже носом хлюпала. Воротничок белый поправляла, своим мальчиком звала. Тоже обнимал и в колени тыкался. Мол, что реветь – школа же. Это весело! Выехали в ночь, всю дорогу проспал, к месту прибыли на заре. Однако, когда подъехали, здание не понравилось. Оно было хмурым, если так можно сказать о здании. В таких – хоронят счастье. И следом за дедом шёл уже не так уверенно. Здесь не было шума. Совсем. Тишина до звона в ушах. Камеры, в которых прозябали какие-то несчастные. Потянул деда за полу сюртука, кивнул на заключённых: – Кто это? – Грешники, – сказал дед. – Своей участи ждут. Худшие из людей. Хотя крайний – оказался совсем юным, почти ровесник. Он выглядел измученным, но не худшим. Хотел это сказать, уж и рот, было, открыл, но дед цыкнул: – Не слова больше! – и, широко шагая, повёл дальше. В комнате с высоким потолком сидел человек в чёрном. На его фуражке щерился дракон. Человек был очень красив, хотя холодный и будто мёртвый. А рядом – гордо выкатывая круглое тулово – поблёскивал робот. Вглянул на машину ту и забыл обо всём. Тут же полюбил это хмурое здание. – Инспектор-наставник Эйден Карц, – представил дед. И человек в чёрном встал из-за стола, подошёл ближе и тронул за плечо. – Ну здравствуй, боец. Добро пожаловать в S.A.L.I.G.I.A. – У меня тоже будет робот? – Когда вырастишь, – мягко сказал инспектор-наставник, и голос у него был приятный, спокойный; а потом озорно подмигнул: – и соберёшь такого себе. Хочешь научиться? – Делать роботов? – Да. – Ещё как хочу! И летать! – Наш человек, берём. Инспектор-наставник обернулся к деду. – Нужно уладить кое-какие бумажные мелочи. Дед кивнул. Инспектор-наставник вызвал помощника – юношу, тоже в чёрном, – и велел тому проводить в комнату на заселение. – С Уэнберри его разместите. Из них выйдет замечательный тандем. Вели через двор, где нагих мальчишек обливали из шланга. А на улице – не лето. Мальчишки дрожали и ныли. Аж передёрнуло: как-то сразу веселье завяло. – За что их? – спросил. – Зарядка, – буднично ответил сопровождающий. – Так – каждый день. Комната, куда привели, была меньше той, в которой жил в имении деда. А та – считалась каморкой. Тут же только шкаф, две кровати, тумбочки, на стене – что-то странное. Прежде не видел картин. Ещё был стол и пара стульев. Всё. Мальчишка, с которым предстояло жить, влетел мокрый и взъерошенный. Однако посмотрел холодно, будто окатил, как самого давеча. – У тебя – красные волосы. – Это очевидно, – хмыкнул. – Это неправильно. Вот и всё, что сказал, достал из шкафа красивую чёрную форму, почти, как на том наставнике была, и начал одеваться. Сопровождающий поклонился и произнёс почтительно: – Ваш новый сосед, милорд. Милорд! Понятно, почему зазнайка. Такими были все, кого называли «милорд». Сопровождающий ушёл, а тогда только плюхнулся на кровать, наблюдая за этим «милордом». Тот холодно бросил: – Одевайся, скоро завтрак. – Мне не зачем, я сегодня только посмотреть. – Ты – глупец. Сюда не водят «просто посмотреть». Это не школа. – Но дедушка сказал… – Он солгал. Ложь – сущность людей. Её и синим пламенем не выжечь. |