Книга Берсерки. Воины-медведи древнего Севера, страница 50 – Вольфганг Акунов

1) инициации, подразумевающие «превращение» посвящаемых в животных;

2) практики «пускания морока» или «отвода глаз».

Любая инициация строится по схеме замри-умри-воскресни. Иначе говоря; прежде чем перейти на новый качественный уровень, человек должен испытать частичное разрушение, подавление, агрессивное (в большей или меньшей степени) воздействие извне. Таковым в условиях инициации и является частичная деградация человека до зверя.

Инициационные сценарии в общих чертах одинаковы для всего мира. По всей видимости, причина этого в том, что инициация является оптимальным способом стимулировать развитие человека в данном возрасте. А потому и в Австралии, и на Крайнем Севере большинство юношеских инициационных практик имеют одни и те же черты. Среди них следующие:

а) инициируемые удаляются из привычного для них общества;

б) инициацию (чаще всего) проходят в коллективе сверстников;

в) посвящаемый подвергается притеснениям и испытаниям.

Экстремальное сообщество подростков, противопоставленное «обычному» миру, можно сравнить с волчьей стаей. У славян, как и у других индоевропейцев, подобные союзы часто и называли «волчьими», а самих участников — «волками». Этнографически зафиксированы случаи, когда инициируемые наряжались волками, носили одежду из шкур, при вступлении в союз обязаны были кусаться и выть. На уподобление инициируемых хищным зверям указывают и те факты, что пища, которой они питаются, как правило, мясная, у некоторых народов только члены инициационного союза имеют право охотиться. «Волчьи союзы» противопоставляют себя обыденному миру; как это и подобает хищникам, они похищают в деревнях продукты, хулиганят. Инициируемые подвергаются различным испытаниям.

Память об инициационных практиках встречается в волшебных сказках, типические сюжеты каковых, кстати, ини-циационны по сути своей — «невозможно отрицать, что испытания и приключения героев и героинь волшебных сказок почти всегда переводимы на язык посвящения».

Героиня сказки совершила ошибку, вследствие которой ее возлюбленный «ушел». Героиня отправилась искать его и нашла в следующем месте «…Пошла в поле, и зашла в пустой дом, и ухоронилась. И вот топотня, топотня, бегут сорок волков, и стали развертываться кругом столба по солнышку, и развернулись, и очутились все добрыми молодцами…»

А следующую волшебную историю этнографы записали в Курганской области.

«Одна матерь была гордая. Она своего детеночка Митеньку изругала по клятбишному, проклянула то есть его.

Ладно. Он вышел на улицу и пошел, пошел куда попало. Идет — стоит избушечка, старичок подходит:

— И это куда ты пошел? Айда со мной.

Пошли, повел он Митеньку, повел, ведет по бережку, пришли к этому, к морю.

— Митенька, зашшурь глаза, иди со мной по воде.

Митенька зашшурил и пошел как по полу. Зашли в комнату — а там дом у них, питание всяко есть, все есть.

Жил он там, сколько уж жил, не знаю. Он был там как бы работником. А матерь не думает что дитенок потерялся. Только хресная о нем молилась, молилась за него Богу. И вымолила его — главарь <в том месте, где Митенька находился> стал говорить:

— Ты теперь, Митенька, нам не годный. Душной ты теперь стал. Иди, давай, домой. — (Душной — это раз хресная его вымолила).

Митеньку главарь послал, а не перевернул его — он как чурка и прикатился. Хресная раз метет за воротами — вдруг чурка катится толстая (он уже большой был). Она:

— Ой-ей, как я испугалась, Господи.

Как она гаркнула, <Господа помянула> — он сразу человеком обернулся:

— Хресна, не бойся, это я, Митенька.

Он рассказыват потом хресной:

— Если кто что оставит не благословясь, не перекрестясь, мы этим и питались.

Так что все надо с молитвой ложить, а то сейчас наедятся, напьются, а все вот на столе оставляют. А так нельзя.

Старуха, которая мне это рассказывала — та хресная-то ей по родне».

Этот, казалось бы, несложный рассказ содержит массу деталей, указывающих на инициационные практики.

…изругала по клятбишному — уходившие в «волчьи союзы» иногда оплакивались как умершие, после возвращения домашние делали вид, что не узнают их.

…мы этим и питались… — как уже говорилось, участники молодежных союзов иногда питались «чем Бог послал» (промышляя мелким воровством, собирательством и др.) Также и в данном рассказе члены «союза» (подобно сбивавшимся в такие же «волчьи стаи» спартанским отрокам и юношам, не достигшим совершеннолетия и обязанным законами Ликурга самим добывать себе пропитание, в том числе воровством) воруют пищу, которую хозяйки оставили без присмотра, «не благословясь».

Стоит избушечка… пришли к морю… — в сказках много раз упоминается некая мистическая дорога, ведущая в «иной мир». На этой дороге герой, действительно, часто встречает дом (вспомним известное «избушка, повернись к лесу задом…»), спутника-наставника и водное пространство. Под водным пространством не стоит буквально понимать реку или море — здесь это обозначение некоего «иного мира». Здесь подчеркивается, что Митенька стал чужим по отношению к обыденному миру, стал принадлежен «тому свету», «миру мертвых».

…душной ты стал — Митенькина пахучесть также указывает на его принадлежность к «иному» — живой в царстве мертвых пахнет так же скверно, как и мертвый в мире живых.

Хотя данный рассказ и содержит в себе много сказочного, его нельзя с полной уверенностью отнести к сказкам. Это скорее имеющая сказочные элементы быличка — рассказ, подразумевающий реальность и «всамделишность» описанного (в отличие от волшебных сказок, где изображается заведомо нереальный мир). Сохранилось довольно много рассказов, повествующих о попадании людей в «инициационные пространства» (некоторые из них мы процитируем далее). Как и в «рассказе про Митеньку», речь в них идет о конкретных людях, знакомых рассказчику или напрямую, или через одного-двух посредников. Многие истории записаны в последние десятилетия, и это наводит на будоражащую исследовательское воображение мысль, что, быть может, подобные практики имели место еще совсем недавно.

Обычно инициация представляет собой таинство: на нее (иногда под страхом смерти) не допускаются непосвященные — женщины, дети, чужаки. В ходе инициации юноши посвящаются в тайны племени — мифологию, секретные знания. Непосвященные этих тайн знать не должны.

Приведем пример подобного посвящения в тайное знание. У аборигенов Австралии существуют трещотки особой конструкции. При приведении их в действие раздается специфическое гудение. Это гудение считают голосом божества: если непосвященные, находясь в деревне, слышат из ближайшего леса гул трещоток, они верят, что в лесу, действительно, ревет бог (о существовании трещоток им не известно). Когда происходит инициация, посвящаемым подросткам показывают трещотки, демонстрируют их действие и сообщают: это, на самом деле, не бог — бог совсем другой. Это весьма напоминает и прохождение разных ступеней (градусов) в различных инициатических (посвятительных) организациях (например, «вольных каменщиков»), где посвящаемым на разных степенях посвящения сообщают каждый раз новый, «истинный» вариант орденской легенды, символов и даже «подлинное имя Бога» (всякий раз новое).