Онлайн книга «Простить нельзя помиловать (сборник)»
|
– Ты не хочешь этого, что ли?! – теперь уже он сам был обижен. Она улыбнулась и погладила его руку. – Хочу, конечно. Только… – Их бесит мое присутствие? – Не бесит… Но Стас очень нервничает, когда встречает тебя в больнице. – Аркадий еще больше. Все, я понял! У Маши опять закровоточило внутри: «Что я делаю? У меня хватит сил уходить от Мишки, если Матвея не будет рядом? Я и не знала раньше, что самое мучительное – уходить. Весь этот год – один сплошной уход». – Разве тебе не спокойней, если я верчусь где-то рядом? – Спокойней? О чем ты? Ты – мой непокой. – Ах, вот как? Ладно, я уеду. Легко! «Страх потерять его, и страх стать обузой – который из них, в конце концов, победит? Дело не в семи годах разницы в возрасте… Он – свободный человек. По сути своей – свободный. Как он поведет себя, если почувствует холодок оков?» Контрастный душ заставил вскипеть ее кровь, и Машу было уже не удержать. Она выскочила из ванной босиком и начала собираться так поспешно, что это ошеломило даже Матвея. Он ухватил ее на лету: – Ты куда, безумная комета? Я могу пристроиться у тебя на хвосте? – Уже половина девятого, – выпалила она и умоляюще улыбнулась. – Отпусти. Мы еще должны перекусить. И купить свежих фруктов. – У него скоро понос начнется от твоих фруктов! – Ну, что-нибудь. Расстегнув сумку, Матвей извлек толстую книгу: – Смотри! Тут всякие головоломки, кроссворды… Это ему на неделю как минимум. – Ой, молодец! Это он любит. – Ее внезапно прошило: «А что, если уже не любит? То, что случилось… То, что я сделала с ними, могло все в них перевернуть. Разве я знаю наверняка – какой он теперь?» Поспешно отогнав новый страх, Маша спросила как бы вскользь: – Ты не заглянешь к нему? – Лучше уж я сразу поеду, – хмуро отозвался Матвей. – Если я опять напорюсь на твоего Стаса, он уложит меня на соседнюю койку. – Стас может злиться. Грубить может. Но вреда он не причинит. Когда голос у Маши становился таким ровным, это значило, что внутри клокочет ярость. Ее серая пена оседала на щеках, они бледнели и втягивались. Матвей успел это усвоить. На телевидении, где Маша руководила всего три месяца, все подчинялись этому тону беспрекословно. Иначе следовало увольнение… Он отступил: – Да я просто треплюсь, не бери в голову! Я сам знаю, что Стас – отличный парень. – Что значит – отличный? Человек не может быть отличным. Это значило бы, что он – плоский, картонный. А в каждом из нас столько эмоций и чувств как положительных, так и не очень… И в моих детях тоже, я не слепая. – помолчав, она улыбнулась: – Но хороших все же больше. «Мне нравится, когда она поучает меня, или нет? – Матвей пытался думать об этом между болтовней за завтраком и потом в машине, подвозя Машу до больницы. – Она даже не пытается делать вид, будто этих семи лет между нами нет. Внутренне чувствует себя более зрелой и хочет, чтоб я об этом не забывал. Чтобы знал о ней все. Так и должно быть. Никакого лицемерия, игры, если это – настоящие чувства и отношения. Иллюзион – только работа…» Остановившись у высокого крыльца, увешанного тонкой бахромой сосулек, Матвей попросил: – Передай Мишке привет. Зачем тут столько ступенек? Здесь ведь и травмпункт тоже. Как сюда забраться со сломанной ногой? – Строителей это заботило меньше всего, пандус есть, и то слава богу! – рассеянно отозвалась Маша и без видимой связи добавила: – Мишке потом полгода нельзя будет сидеть. – Я знаю, – удивленно отозвался Матвей. Ему стало нехорошо: может, по-настоящему она и не замечала, что он все эти дни был рядом? Ей не хотелось близости, это понятно, он и не настаивал, но разве его присутствие никак не ощущалось? Она пробормотала, явно рассуждая вслух: – Придется переводить его на домашнее обучение. – и вдруг резко повернулась к Матвею: – Я должна остаться здесь на эти полгода. Он ужаснулся: – Ты с ума сошла! – Если считаешь нужным взять другого директора – дело твое. – Да при чем тут это?! Нет, это, конечно, тоже, ты ведь не можешь руководить по телефону… А я-то как? – Ты ведь здоров, – напомнила Маша, улыбнувшись одним ртом. Эта улыбка его ужаснула. Так бросают огрызок бродячей собаке, чтобы поскорее отвязалась. Услышав свой дрожащий голос, Матвей ужаснулся еще больше: – Для тебя это пустяк, что ли, расстаться на полгода? Пустячок такой, да? Может, я вообще ничего для тебя не значу? И все эти сплетники правы? – Правы? В чем? Он пробормотал, уже пожалев о том, что затеял этот разговор: – В том, что тебя волнует только твоя собственная значимость… Ничуть не изменившись в лице, Маша вдруг сказала: – Знаешь, а Мишка говорит, что ты – ничего. И Матвей сразу смутился от удовольствия, будто от этого ребенка еще что-то зависело. Словно не его желания они растоптали полгода назад… – Правда? Когда он это сказал? – Еще в новогоднюю ночь. – И ты молчала?! Маша пожала плечами: – Забыла как-то… Вернее, я думала, что уже сказала тебе. Столько всего… На самом деле она этого не забывала. Конечно, не думала об этих словах сына постоянно, и все же где-то у сердца, не утихая, тепло копошилось осознание того, что малыш смог ее понять. Не одобрил, но понял. Разве он мог одобрить? Так не бывает. Матвей спросил напрямик: – Ты решила держать меня на коротком поводке? – Что-о? Глупости какие… Почему ты… – Нет, это ты скажи: почему? – взметнувшаяся обида жаром прилила к щекам и заставила его стукнуть ладонью по рулю. – Почему ты мне сразу не передала Мишкины слова? Ты что, не понимаешь, как для меня это важно? А ты припрятала их, как леденец! Ждала, когда я совсем раскисну, чтобы сунуть как утешение? Что происходит? Я понимаю, ситуация с Мишкой – это катастрофа… Но почему она так отразилась на нас с тобой? – Потому что это я виновата в том, что с ним сейчас происходит. – Маша смотрела на него огромными ледяными глазами, и голос ее становился все ниже. – Ты не обязан отвечать за происходящее в душе у моих детей. А я знала, что с ними будет… Что это в любом случае будет катастрофой. И упал он тоже из-за меня… Стас так и сказал. Чувствуя свою неубедительность, Матвей все же проговорил: – Это он от беспомощности. Надо же свалить всю вину на кого-то! Так легче. |