Онлайн книга «Поймать ночь»
Его слова так глубоко тронули ее, что она чуть не плакала, грудь сдавило. Сам по себе тот факт, что он держал клятву, данную простой рабыне… - Почему она боялась темноты? У него желваки на скулах заходили. - Она была дочерью богатого купца в городе, который уничтожил мой отец. Он привел ее в Рим с намерением продать на рынке, но моя бабушка увидела ее и решила, что она может составить хорошую компанию. Мой отец преподнес ее в дар бабушке, и Агриппина всю жизнь прожила, боясь, что кто-нибудь еще может придти за ней темной ночью и снова разрушить ее мир. Его пристальный взгляд затуманился. - Для нее стало неприятным открытием, что настоящих монстров свет не заставит убраться прочь. Меньше всего они заботятся, что их увидят. Табита нахмурилась. - Я не понимаю. Он повернулся и грозно взглянул на нее. - Ты знаешь, что такое астеросум? - Нет. - Это древний наркотик, он полностью парализует тело, но оставляет способность видеть, слышать и чувствовать. Его использовали римские лекари, когда требовалось сделать ампутацию. Он содрогнулся, будто что-то болезненное прошло сквозь него. Она почувствовала мучительную боль и в своей груди. Валериус обхватил себя руками, словно защищаясь от ужаса прошлого. - Этот наркотик мне дали братья, явившись ночью на мою виллу. Я только что взял кельтский город Ангарацию. Вместо того чтобы сравнять его с землей и всех убить, как сделал бы любой другой мужчина в моем роду, мы с кельтами договорились о капитуляции. Я думал, что будет лучше, если их дети вырастут, не испытывая ненависти к Риму и не стремясь отомстить за своих, как прежде, - он горько рассмеялся. - Это стало моей роковой ошибкой. - Как милосердие может быть ошибкой? - ошеломленно спросила она. И только спросив, она сразу вспомнила сказанные его отцом слова. В мире Валериуса, это было преступлением. Валериус откашлялся. - В большинстве случае, меня посылали во внешние провинции сражаться с кельтами. В то время я был единственным римлянином, кому сопутствовал успех в борьбе с ними, главным образом из-за того, что я понимал их. За это братья ненавидели меня. Уничтожение всех было для них единственным способом покорять народы. - И они задумали тебя убить? Он кивнул. - Они пришли в мой дом и одурманили меня. Я лежал на полу совершенно беспомощный, пока они уничтожали все кругом. Разгромив мой холл, они вытащили меня на задний двор, чтобы убить. И там они обнаружили статую Агриппины. Табита взглянула на белое мраморное лицо из его прошлого. - Почему ты держал там статую? - Как и моя бабушка, я считал, что она заслуживает безопасности. Защиты. Поэтому выделил небольшой участок в своем личном саду незадолго до того, как она переселилась ко мне. Ее зло кольнула неуместная ревность. Может, он и не любил эту женщину, но явно испытывал к ней глубокие чувства. В особенности с тех пор, как провел тысячи лет, выполняя свое обещание. - Как она оказалась у тебя? - спокойно спросила она. Он сделал глубокий, неровный вдох. - Моя бабка вызвала меня домой с поля боя, так как знала, что умирает и боялась за Агриппину. Она знала нрав сыновей и внуков, а Агриппина была очень красивой и утонченной женщиной, много значившей для нее. Я был единственным, к кому она могла обратиться, и кого не пришлось бы удерживать от постели Агриппины. Так что она попросила забрать ее к себе в дом и беречь от остальных. У Табиты сжалось горло от его доброты. - Ты влюбился в нее? - Я любил мысль о ней. Она была воплощением красоты. Нежная и добрая. В моем мире никогда прежде не существовало этих понятий. Всякий раз, находясь дома, я часами наблюдал за ней издалека, когда она исполняла свои обязанности. Я часто задавался вопросом, мог ли кто-то столь прекрасный, полюбить такое ничтожество, как я. Я бранил себя за то, что желал любви рабыни. Я был благородным римским полководцем. Зачем мне благосклонность рабыни? И все же он жаждал благосклонности. Она знала это. Чувствовала. Валериус умолк. Если бы она его не знала, то поклялась бы, что видит слезы в его глазах. - Они изнасиловали ее у меня на глазах, и я не в силах был помочь. - О, Вал, - выдохнула Табита. Он отошел от нее, как только она прикоснулась к нему. - Я даже не мог закрыть глаза или повернуть голову. Я лежал абсолютно беспомощный, пока они с наслаждением бесчестили ее. Чем сильнее она кричала, тем больше они смеялись и так до конца, пока Маркус не пронзил ее моим же мечом. У него слова застряли в горле, глаза были полны слез. - Какая во мне была польза? - спросил он сквозь зубы, раздувая ноздри в бессильной злобе. - В конце концов, что хорошего я ей сделал? Если бы я не взял ее в свой дом, как минимум, они бы позволили ей жить. Табита задыхалась от слез, когда он, наконец, позволил обнять себя. Она пыталась не думать о том, что случилось, когда они убили Агриппину. Она видела шрамы на его запястьях и знала, что его распяли. Не ночь, а самый настоящий ужас. Неудивительно, что он не хотел вспоминать прошлое. И она больше никогда не будет спрашивать его об этом. Какой-то миг он все еще был напряженным, но потом расслабился. Обнял ее покрепче и притянул ближе к себе. - Что я за человек такой, что любое доброе деяние всегда вредит тем, кому я пытаюсь помочь? - Ты не навредил ни мне, ни Марле, ни даже Гилберту. - Пока что, - выдохнул он. - Агриппина жила в моем доме почти 10 лет, пока парки не забрали ее. - Никто меня не тронет, Валериус. Поверь мне. Он ласково провел рукой по щеке со шрамом. - В тебе столько огня. Он всегда согревает меня, когда ты рядом. - Согревает тебя? А большинство людей он обжигает. Мой бывший часто говорил, что я всех выматываю. А еще изнуряю его настолько, что потом ему требуется минимум два или три дня, чтобы возместить каждый проведенный со мною час. Валериус слегка улыбнулся. - Мне не кажется, что ты выматываешь. - А я не считаю тебя жалким. Это своеобразное соглашение вызвало у него смех. - Что в тебе такого Табита? Я знаю тебя всего несколько дней, а чувствую, что могу рассказать обо всем. - Не знаю, но я чувствую тоже самое по отношению и к тебе. Она приподнялась и наклонила его голову к себе, чтобы поцеловать. Валериус застонал, вкушая ее. Чувствуя ее. В ее объятиях он не чувствовал себя ни жалким, ни холодным. Она научила его смеяться и снова испытывать радость. |