
Онлайн книга «Судный день»
Сыпнули молодицы из лесу, будто кто маков цвет из передника на землю просыпал, —увидели на плотине незнакомого щеголя и сбились в кучу у конца гати. — А что оно такое вон там стоит? — спросила одна. — Да это мельник, — говорит другая — Какой мельник, — и не похоже! — Может, подсыпка. — Где у подсыпки такая одежа?.. — А отзовись ты, когда ты что доброе, — крикнула вдова Бучилиха, что, видно, была побойчее других. Чорт издали поклонился и потом подошел поближе, выкидывая ногами и фигурой выкрутасы, как настоящий подпанок, что хочет казаться паном, и сказал: — А не бойтесь, ласточки вы мои! Я себе человек молодой, а зла вам не сделаю. Идите себе спокойно… Молодицы и девки взошли на гать, поталкивая одна другую, и скоро окружили чорта. Э, не всегда-таки приятно, как окружат человека десяток-другой вот этаких вострух и начнут-пронизывать быстрыми очами, да поталкивать одна другую локтем, да посмеиваться. Чорта стало-таки немного коробить да крючить, как бересту на огне, уж и не знает, как ступить, как повернуться. А они все пересмеивают. «Вот так его, так его, мои ласточки, — подумал про себя мельник, глядя из-за корявой ветлы. — Вспомните, галочки мои, как Филиппко с вами, бывало, песни пел да хороводы водил. А теперь вот какая беда: выручайте ж меня, как муху из паутины». Еще, кажется, если бы его так пощипать хоть с минуту, —провалился бы чертяка сквозь землю… Но старая Бучилиха остановила девчат: — Цур вам, сороки! Совсем парубка засмеяли, что у него и нос опустился книзу, руки-ноги обвисли… А скажи ты нам, небора'че [12] , кого ты над омутом дожидаешься? — Мельника. — Приятель ему, видно? «Чтоб таким приятелям моим всем провалиться сквозь землю!» — хотел крикнуть Филипп, да голос не пошел из горла, а чертяка отвечает: — Не то чтоб большой приятель, а так себе: сосчитаться за старое надо. — А давно ты его не видал? — Давненько. — Ну, так теперь и не узнаешь. Добрый был когда-то парубок, а теперь уж так голову задрал, что и кочергой до носа не достанешь. — Ну? — То-то… Не правду я говорю, девоньки? — А правда, правда, правда! — застрекотала вся стая. — Тю! тише немножко, — закричал чорт, затыкая уши, — от лучше скажите, что это с ним подеялось и с каких пор? — Ас тех пор, как богачом стал. — Да деньги стал раздавать в лихву. — Да шинок открыл. — Да мужа моего Опанаса с проклятым Харьком так окрутил, что уж мужику и ходу никуда, кроме кабака, не стало. — Да и наших мужей и батьков споил всех дочиста. — Ой, ой, лихо нам с ним, с проклятым мельником! — заголосила какая-то и, вместо недавней песни, пошли над рекой вопли да бабьи причитанья. Поскреб-таки Филипп свой затылок, слушая, как за него заступаются молодицы. А чорт, видно, совсем оправился. Смотрит искоса да потирает руки. — Э, это еще что! — звонко перекричала всех вдова Бучилиха. — А слыхали вы, что он над Галей над вдовиной задумал? «Тьфу, — плюнул мельник. — Вот сороки проклятые! О чем их не спрашивают, и то им нужно рассказать… И как только узнали? То дело было сегодня на селе, а они уж на покосе все дочиста знают… Ну и бабы, зачем только их бог на свет божий выпускает?..» — А что бы такое над вдовиной дочкой мой приятель затеял? — спросил чорт, глядя по сторонам так, как будто это дело ему не очень даже и любопытно. И пошли тут сороки выкладывать, и выложили одна перед другой все дочиста! Чорт помотал головой. — Ай-ай-ай! вот это так уж нехорошо! Этого уж, я думаю, никто и от прежнего шинкаря Янкеля не видал. — О, да где же такое жиду придумать? — Вот еще! — Вот, вижу я, мои кралечки, мои зозуленьки, не очень-то вы моего приятеля любите… — А пускай же его все черти полюбят, а от нас не дождется… — Ой-ой-ой! Вот, видно, не много вы ему добра желаете… — Пускай его потрясет трясця (лихорадка)! — Пускай лезет в омут за дядьком! — Э, пусть и его чертяка схапает, как того Янкеля!.. Все засмеялись. — А правда твоя, Олено, потому, что он хуже жида. — Жид по крайней мере не ласовал, оставлял хоть девчат в покое, знал свою Сурку. Чорт даже подпрыгнул на месте. — Ну, спасибо вам, ласточки мои, за ваше приветливое слово… А не пора ли вам уже идти дальше? А сам откинул голову, как петух, что хочет закричать на заре погромче, и захохотал, не выдержал. Да загрохотал опять так, что даже вся нечистая сила проснулась на дне речки и пошли над омутом круги. А девки от того смеха шарахнулись так, как стая воробьев, когда в них кинут камнем: будто ветром их сдуло сразу с плотины… Пошли у мельника по шкуре мурашки, и взглянул он на дорогу к селу: «А как бы это, — думает себе, — приударить и мне хорошенько за девками. Когда-то бегал не хуже людей». Да вдруг и отлегло у него от сердца, потому что, видит, опять идет к мельничной гати человек да еще не кто-нибудь, а самый его наймит — Харько. «Вот, кусни-ка этого, — подумал он про себя, — авось, зубы обломаешь. Это мой человек». XI
Наймит шел босиком, в красной кумачной рубахе, с фуражкой, без козырька, на затылке, и нес на палке новенькие Опанасовы сапоги, от которых так и разило дегтем по всей плотине. — «Вот какой скорый! — подумал мельник, уж и взял себе чоботы… Ну, да ничего это. На этого человека я крепко теперь надеюсь». Увидев на середине плотины незнакомого человека, наймит подумал, что это какой-нибудь волочуга-грабитель хочет отнять у него сапоги. Поэтому он остановился в нескольких шагах от Хапуна и сказал: — Вот что: лучше и не подходи, — не отдам! — Что ты, спохватись, добрый человек! Разве я сам без сапог? Погляди: еще лучше твоих. — Так что же ты тут вырос ночью, как корявая верба над омутом? — А я, видишь ли, хочу тебе задать один вопрос. — Чудно! Загадку, что ли? Кто же тебе сказал, что я всякую загадку лучше всех разгадаю? — Слыхал-таки от людей. Солдат поставил сапоги наземь и, вынув кисет, стал набивать себе трубочку. Потом выкресал из кремня огоньку и, раскуривая под носом густое курево, сказал: |