Книга Расщепление. Беда, страница 23 – Фэй Уэлдон

— А что мне было делать? — позднее спросила миссис Макартур, утратив обычное спокойствие и изысканность манер. — Когда звенит этот звонок, идешь и открываешь. А как же! Я думала, это Антея: с лошади свалилась или у нее виски кончилось. Не то бы я не открыла.

Чтобы открыть величественную резную дверь, миссис Макартур пришлось отомкнуть и отодвинуть всякие хитрые запоры. Некогда, в более невинные дни, дверь эта оставалась полуоткрытой все лето напролет. Только наступление зимних холодов принуждало закрыть ее. Но теперь воров было полно повсюду, и кто может знать, кто приходит и уходит под видом туристов? В «Справочнике» значилась стоимость всего и вся; почерневшее серебро было отчищено до блеска, тусклое золото было названо золотом; то, что выглядело фабричной подделкой под китайский фарфор, оказалось корейским, датируемым четвертым веком до нашей эры, и потому теперь днем у двери стояли охранники, а в сумерках посетители изгонялись, дверь запиралась, включалась сигнализация. Роберт Джеллико даже задумал сменить ласковых лабрадоров на немецких овчарок, но Эдвин и слушать не захотел, а Алтея сказала леди Райс, что Роберт — мужлан с каплюшкой мозгов, а об элементарной воспитанности и говорить нечего, не то бы он никогда ничего подобного не предложил. Собак же не меняют, будто они машины или жены.

Антея жила в Малом доме на землях замка Коуорт (дом этот предназначался для овдовевшей леди Коуорт, когда наследник привозил в замок новую леди Коуорт); она приходилась Эдвину дальней родственницей и была старше его на десять лет. Фигура с тонкой талией и в великолепных сапогах, продубленное ветрами лицо в складках и голос, которому спиртные напитки и активная жизнь на свежем воздухе придали притягательную хриплость. Она держалась в стороне от «богемников» Анджелики (по ее выражению), предпочитая завсегдатаев замка, «регочущих охотников», как она пренебрежительно, но ласково их называла. Она врывалась в Райс-Корт в любой час дня и ночи, не считаясь с удобствами сторожей у ворот, призывая: «Бинго!.. Соло!» (собак), — и еще «Дурень!», подразумевая Эдвина, который покорно, будто третий бессловесный четвероногий друг, отправлялся в дальнюю оздоровительную прогулку.

Но когда миссис Макартур открыла дверь в этот вечер, на пороге стояла не Антея, а Натали. Натали оттолкнула ее и вошла в столовую. Ложки с супом застыли в воздухе — есть продолжал лишь Тулли Тоффнер, выуживая из желтоватого бульона кусочки лангуст.

Натали тоже оделась в черное, но это была чернота савана, а не элегантности. С изнеможденного лица смотрели глубоко запавшие глаза. А когда-то она была пухленькой, жизнерадостной, улыбающейся. Сьюзен утверждала, что Натали нравится демонстрировать свои придуманные несчастья, и общественное мнение склонялось к тому же — что запавшие глаза были больше следствием туши, чем горя. В настоящее время общество Барли по примеру Сьюзен заявляло, что времена изменились и полнейшая глупость считать, будто жены — собственность мужей, а мужья — жен. Если один из партнеров в браке утрачивает интерес к этому институту, или разлюбляет, или влюбляется, то и все тут. И нужно вести себя достойно, не позволять ожесточению портить жизнь окружающим или влиять на воспитание детей.

И вот Натали, словно желая оправдать подозрения своих критиков, неприлично жалея себя (если не хуже), утратив контакт с окружающим миром, устремилась к обеденному столу Эдвина и Анджелики. Вот она вышибла ложку из пальцев Сьюзен. На лбу Сьюзен появилась клякса супа из лангуст. Эдвин тотчас вскочил на ноги и схватил вырывающуюся Натали, которая старалась задушить Сьюзен.

— Стерва! Стерва! — вопила Натали, насколько ей это удавалось, так как ручища Эдвина сжимала ей горло.

— Убери от меня эту дуру! — взвизгнула Сьюзен или попыталась взвизгнуть.

Затем Клайв принялся высвобождать Натали из хватки Эдвина. Все повскакали на ноги, кроме Тоффнеров, которые стойко делали вид, будто ничего неуместного не происходит, и еще Стивенсов: она жмурила глаза, а он держал ее за руку.

— Не трогай мою жену, чертов блудодей! — закричал Клайв на Эдвина.

Эдвин удивился и выпустил горло Натали. Натали выпустила Сьюзен. Рука Сьюзен прижалась к горлу, ко лбу, на котором желтела клякса супа.

— Если я в синяках и царапинах, — сказала Сьюзен, — я подам на тебя в суд.

Эдвин обмакнул свою салфетку в кристально чистую воду и нежно удалил подсыхающий суп со лба Сьюзен.

Натали брезгливо поморщилась и накинулась на леди Райс. — Почему ты спускаешь ему и ей, идиотка! — сказала она.

— Вы, англичанки, понятия не имеете, как вести себя с мужьями. Если ты его потеряла. Натали, то так тебе и надо, сучка фригидная. Только и умеешь, что жалеть себя, — сказала Сьюзен.

Натали села на свободный стул. Миссис Макартур поставила для нее прибор, налила супа, подала хлеб. Суп Натали не тронула, но хлеб съела. Эдвин неожиданно рассмеялся и сказал Сьюзен:

— Бог мой, Сьюзен! Какой же ты еще шаловливый ребенок!

Все облегченно засмеялись. Миссис Стивенсон открыла глаза. Клайв сказал:

— В аду нет фурии, что с женщиной отвергнутой сравнится. Приношу свои извинения за Натали.

Сара Тоффнер сказала:

— Какой чудесный выход на сцену, Натали!

Тулли Тоффнер сказал, словно был маленьким мальчиком:

— Можно еще супчику?

Натали сказала:

— Телефонные счета с указанием номеров — истинное благо для семейного взаимопонимания.

Сьюзен сказала:

— Ты на что это намекаешь, Натали?

Натали сказала:

— Твои за последние три месяца у меня, Сьюзен. Маргарет отдала их мне.

Сьюзен сказала:

— Она уволена.

Натали сказала:

— Она уже ушла, ей надоело, что ты спишь направо и налево, шлепаешь своих детей, а потом нудишь, что она не стерла пыль с верха дверей. Ну а ты Клайв, пока ты запет тем, что ведешь детей Ламберта в школу, Сьюзен висит на телефоне, и звонит она, угадай кому? Своему первому мужу, художнику, Алану Эдлиссу. И встречается с ним раз в неделю, во вторник вечером, на автомобильной стоянке в Ройстоне.

Клайв сказал Сьюзен:

— Но ведь это, когда ты ходишь на философские курсы.

Леди Райс сказала:

— Я слышала, у Алана Эдлисса большая ретроспективная выставка в галерее Тейта.