
Онлайн книга «Алексеевы»
Гостей на свадьбе было много – родные «молодых», их друзья по театру и театральной студии, друзья нашей семьи. После венчания, как полагается, устроили свадебный стол, потом, помню, играли во всякие игры – фокусы и надувательства, например, как прилепить к потолку комнаты стакан с водой (на эту «удочку» попался брат жениха, артист Большого драматического театра Геннадий Михайлович Мичурин – его молодая хорошенькая женщина, показывавшая фокус, попросила помочь: чуть придержать конец палки, которой был приперт к потолку стакан); желающих «полететь на самолете» (авиация в России еще только-только начиналась) – с завязанными глазами поднимали на доске и «стукали» головой о потолок – подставляли книгу в твердом переплете; молодые девушки визжали от страха и удовольствия. Удивляли гостей также фокусом с «волшебной палочкой»: один из показывающих фокус выходил из комнаты, затем возвращался и с помощью «палочки» отгадывал задуманного всеми присутствующими, находящегося среди них человека. Этот фокус, гениально простой по своей сущности, производил ошеломляющее впечатление – все наперебой предлагали свои варианты, как его делать, пробовали, и ни у кого фокус не получался. Наконец, кто-то брался отгадать позу вышедшего в соседнюю комнату человека, какой бы замысловатой она ни оказалась. Это вызвался сыграть Петр Сергеевич Оленин; он охотно ушел в соседнюю комнату, плотно закрыл за собой дверь и принял невероятно замысловатую позу, стоя на одной ноге, с руками закрученными в разные стороны. По условиям игры, человек, принявший позу, должен был громко (чтоб его услышали из-за двери) спросить: «Как я стою?» Когда Петр Сергеевич задал этот вопрос, его дочь, Марина Оленина, ответила: «Как дурак!» и быстро распахнула дверь – все увидели Петра Сергеевича в его невероятной позе, крайне смущенного и обескураженного. Потом молодой, красивый и талантливый Володя Азанчеев к общему удовольствию прочитал модную тогда поэму Блока «Двенадцать», подражая манере знаменитого Юрия Михайловича Юрьева (премьера Александрийского театра, одного из основателей Большого драматического театра в Петрограде). 15 января 1922 года Петр Сергеевич Оленин скончался в возрасте 51 года от нефрита, в Институте скорой помощи в Петрограде. Его тело было перевезено в Москву и захоронено на Ваганьковском кладбище недалеко от церкви. Помнится, проводить Петра Сергеевича в последний путь на место вечного упокоения ездил его сын Сергей Петрович Оленин со своей матерью Марией Сергеевной – первой женой Петра Сергеевича. Еще в годы обучения в Московском университете на медика Петр Сергеевич Оленин был деятельным участником московского Общества искусств и литературы под руководством К. С. Станиславского, и, будучи от природы неплохим актером и режиссером, пытался полученные знания и методы работы перенести в оперное дело, что проявилось особенно заметно в годы, когда он занимался режиссурой и постановками в театре С. И. Зимина, а позднее – в Большом театре; П. С. Оленин старался, хотел перевести оперные спектакли с уровня костюмированных концертов (каковыми они по сути были) на уровень психологически осмысленного художественного действия – был в какой-то мере последователем постановок МХТ. Свидетельством такого подхода Петра Сергеевича Оленина к работе с актерами-певцами при постановке оперного спектакля может косвенно служить письмо К. С. Станиславского директору Большого театра В. А. Теляковскому от 16 декабря 1915 года, появившемуся в результате инициативы, проявленной Петром Сергеевичем (см. К. С. Станиславский, Собр. соч. в 9 т., «Искусство», М, 1998; т. 8, письмо 393, с. 423 и комментарии к нему, с. 541). Несомненно, в истории русского оперного театра начала XX века режиссерская деятельность П. С. Оленина оставила заметный след. Семейно-коммунальное житье. Переезд на новую квартиру
Из Ташкента в Петроград приехал и поселился у нас в одной из пустующих комнат мамин племянник Александр Владимирович Алексеев (сын ее брата Владимира Сергеевича Алексеева) с семьей, состоявшей из его второй жены Антонины Семеновны Тарсиной (красивой, стройной), ее дочери от первого брака прехорошенькой Милюси (Милицы), собственных двух сыновей (от первого брака) Семы и Мити (моих сверстников). Решив однажды устроить скромный родственный прием, он прислал маме с кем-то из детей письменное приглашение, в котором, не без юмора, было написано, что «к речке „Коридорке“ и к озеру „Кухоне“ для гостей будут поданы, бесплатно, галоши». В то время наши «семейные вечера» обычно сопровождались угощением кофе «Мокко» (еще свободно продававшимся в фирменных металлических коробочках частными магазинами) и простыми домашними булочками (если в доме была мука), которые мама замешивала на воде с солью, быстро черствевшими и получившими шутливое название «Манин пуп» [35]. Пили с сахарином, за неимением сахара. Впрочем, бывало, что и глицерин ели. Однажды о нашем житье-бытье Александр Владимирович Алексеев (Шура) написал своему двоюродному брату Евгению Петровичу Оленину (Жене) письмо в стихах, описав в них, в юмористическом ключе, нашу повседневную жизнь. В то время Женя находился в Италии, зарабатывая на жизнь танцами в каком-то маленьком театре, а может быть, даже в ресторане. Ниже приводятся отрывки из этого письма. (Написано А. В. Алексеевым в июне 1922 года.) Caro nostro Italiano (Дорогой наш итальянец) Очень жаль, что так lontano (Очень жаль, что так далеко) Пляшешь ты two-step'ы рьяно! (Пляшешь ты тустепы рьяно!) Мы ж в холодном Петрограде Все в минорном строим ладе, Мечемся, как черти в аде… Вместо слив – жуем морошку, Вместо устриц – жрем картошку За «Lole friti» – идет салака, (За жареную камбалу – идет салака) За «Filet de boeuf» – собака!… (За говяжье филе – собака) Утро… Изо всех дверей Выпускают, как зверей Вон из клеток, нас – мужей, Каждый муж несет горшок, – Каждый нос зажат в платок (C'est qu'il pue le жизни сок!) (Т. к. воняет же он, этот жизни сок!) Вылив сок (incominciamo), (Вылив сок, начинаем) Вид приняв лакеев-хамов, Печь топить, дрова рубить, Воду ведрами носить. Между тем уж встали – spol'ы (Между тем уж встали супруги) И, субреток взявши позы, Стройны, нежны, как мимозы, Грязной шваброй пол метут, Пыль стирают там и тут. (C'est un rude travail, comme toute!) (В общем, это тяжкий труд!) Вот Мамака в платье кратком
[36], Мася
[37] – в настроеньи гадком, Тетя Тоня
[38] – grande coquette, (Тетя Тоня – большая кокетка) Каждый день – nouvelle toillette, (Каждый день – новый туалет) Алла с воплями влетает И с восторгом заявляет, Что роль горничной играет!… Взвизгнула – и марш кругом!… Весь проснулся сонный дом. Итак, в сборе все. «Эй, Тиска! Суп тащи, да там есть миска И картошка в ней – почисть-ка! А потом пойдешь на рынок, Молока возьмешь у финнок…» «Мама, как же без ботинок?!» «Где ж ботинки?» – «А, вчера я Как-то ножичком играя Всю подошву сковырнула…» Тут Мамака «лишь вздохнула»
[39]. «Что сегодня продавать? Иль у Биргерши
[40] в долг взять Хоть картошки фунтов пять?» «Где татары провалились?! У меня для них скопились Две салфеточки, башмак, Петин университетский знак…, Да папанин старый фрак». «Рыжь! В окошко посмотри-ка, Нет ли князя, покричи-ка!» Съев вчерашний суп, картошку, Выпив «Мокко» на дорожку, Разошлись все понемножку. Об этом же отрезке совместно прожитой жизни через много лет, а именно в марте 1978 года, я напомнил Антонине Семеновне Тарсиной в стихах, написанных мною к ее 90-летию. |