Книга Между двух огней, страница 42 – Марина Эльденберт

— Моя. — Горячее дыхание обжигает кожу, а низкий, вибрирующий звериным желанием голос рождает дикое, отчаянное желание подчиниться.

Движения внутри, от которых все сжимается сладко-сладко, сбивающееся дыхание и взметнувшиеся высоко над нами сливающиеся огни. Ласкающие друг друга, вплетающиеся горящими контурами, прорастающие один в другой. Кажется, я сейчас умру от наполненности, от этой глубины, от резких сильных ударов во мне, от прикосновений горячих губ к груди. Кажется, или я уже умерла, потому что не может быть так неправильно, так бессовестно, так отчаянно хорошо.

Очередное движение — глубокое, сильное — и мир рушится, собираясь заново из сорванного с губ стона. Его рычания и мощной пульсации внутри. Дрожащих на ресницах слез и имени, которое я готова кричать, стонать, повторять снова и снова:

— Рэйнар!.. — И обрывать на полувздохе, когда жесткие губы скользят по моим.

Ловить его выдохи снова и снова, признавая самую очевидную в мире истину.

— Моя Леона. Моя…

Океан накатывал волнами и отступал, оставляя на песке прозрачный кружевной шлейф. Я слушала отзывающийся в самом сердце гул, не понимая, почему он так стремительно отдаляется. И почему касающиеся моих губы горчат от…

Сигаретного дыма?

Широко распахнула глаза и дернулась назад, увидев прямо перед собой физиономию Гроу. И ладно бы только физиономию, к ней прилагались плечи, расчерченная татуировкой грудь, накачанные руки, пресс и прочая комплектация постановщика.

— Доброе утро, — хрипло произнес он и облизнул губы. — Ты так сладко стонала.

Утро?

Доброе?

Я подскочила на постели и теперь моргала, глядя на него, пытаясь прийти в себя. Во мне кончился воздух, слова и все прочее, что положено адекватной женщине. Ключевое слово «адекватной», хотя ко мне это явно не относится. Инстинктивно потянула на себя простыню, заворачиваясь в нее до подбородка. Судорожно пыталась вспомнить, что произошло, но помнила только потолки. И губы Гроу на моей шее, когда он… стягивал с меня джинсы.

Я заглянула под простыню, белья на мне тоже не было.

— Какого?..

— Чтобы ничего не натерло, — заявил он, приподнявшись на локте, от чего мышцы прокатились под смуглой кожей, — во сне.

— Мы? — выдохнула я. — Спали? Вместе?

— В моем доме это единственная кровать. Чему ты так удивляешься?

Выдав весь словарный запас девочки из низов, я рухнула на подушки и уставилась в потолок. Мне отчаянно хотелось сдохнуть.

— Завтракать будешь?

— Меня тошнит, — мрачно заявила я.

В надежде, что он отстанет, потому что сейчас я была близка к тому, чтобы закатить самую настоящую истерику. Вопрос только — кому, не себе же самой. За волосы меня сюда никто не тащил. Наверное, это вообще ненормально: желание побиться головой о стену. Ненормально же? Нет, ненормально просыпаться в одной постели с Гроу.

— Если не стошнило до сих пор, уже не стошнит.

Я бы в этом не была настолько уверена, мутило меня знатно. Голова, кстати, не болела, видимо, тоньяс был хороший.

— Со знанием дела говоришь?

— Да. В отличие от тебя.

Он не шевелился, а вот от его присутствия волоски на коже шевелились. Поймала себя на мысли, что мне даже отодвинуться не хочется. Можно подумать, он знает, что я не пила раньше… никогда не пила до вчерашнего вечера так, чтобы…

— Ладэ, между нами ничего не было. Я не трахаюсь с женщинами, если те не в состоянии отличить плюшевого дракона от настоящего. К тому же ты почти сразу отключилась.

Не было?

То есть то, что мы вместе заснули — ничего не значит?

— Ты не могла бы радоваться не так откровенно?

— С чего ты взял, что меня это вообще волнует?

— Если бы не волновало, ты бы не лежала минуту назад с видом, что жизнь кончена.

— Ты знаешь, как выглядит женщина, для которой кончена жизнь?

— Представляю. — Гроу подвинулся ко мне, простыни под нами натянулись. — По сути, такая женщина ничем не отличается от мужчины в этом состоянии, а в зеркало я в свое время насмотрелся до тошноты. Меня волнует всего один вопрос: где, на хрен, была твоя так называемая пара, когда ты напивалась до потери пульса?

Вот теперь меня подбросило на постели.

— Не твое дело! — прорычала я, отшвырнула простыню и вскочила.

В конце концов, что мне там прикрывать. Джинсы и кофточка валялись на кресле вместе с бельем, туда и шагнула.

— Ошибаешься, Ладэ. Мое, — донеслось из-за спины. — Ты выкладываешься на репетициях, сползаешь со сцены в астрале и напиваешься, как девица, которую перед выпускным бросил парень. Через несколько недель на премьере мне нужна Люси. Огонь до небес, а не истлевший фитилек, который со сцены сдует первым порывом ветра или собственными мыслями о несчастной любви.

Подавила рвущийся с губ яростный смешок.

— Будет тебе Люси! — Застегнула бюстгальтер и, резко обернувшись, посмотрела прямо ему в глаза. — Будет тебе охрененная Люси. Такая, какую захочешь.

— Я хочу твою. — Гроу поднялся одним рывком. В отличие от меня прикрываться он не собирался — ни когда мы лежали, ни сейчас, демонстрируя себя во всей красе и в полной боевой готовности. Поэтому я поспешно влезла в джинсы, резко дернула молнию и выругалась, зацепив кожу. Тем острее стало прикосновение к ладони, когда жесткие пальцы скользнули по моим. — Твою и только твою. Такую, какой ее видишь ты. Но гораздо больше мне нужна ты, Ладэ. Потому что я смотрю на тебя, вместо того чтобы смотреть на сцену. Смотрю и думаю только об одном, как бы завалить тебя и трахать до потери пульса, пока ты не начнешь кричать подо мной. Кричать мое имя так же, как сегодня ты кричала его.

В темных глазах сверкнуло зеленое пламя, он шагнул ко мне вплотную, упираясь напряженным желанием в бедро. Стихийный взгляд скользнул по моему лицу и губам. Они до сих пор горели от его поцелуев, напоминая о затертых событиях прошлой ночи. Я отняла ладонь и сложила руки на груди.

— Не дождешься.

— Уверена? — Он не сдвинулся ни на шаг.

— Абсолютно.

— Уверена, что справишься с ней?

— Я — не она, — прошипела ему в лицо.

— Она. — Гроу усмехнулся. — Ты — она больше, чем можешь себе представить. От нее не сбежишь и не спрячешься, Ладэ. Папаша признал меня сразу, как только я появился на свет. Вырастил, научил всему, готовил в достойные преемники. В достойные по его разумению. Поэтому сделал так, чтобы я не смог петь, после чего я послал подальше всю свою семейку, но своего дракона…

Взгляд полыхнул сильнее.

— Его не смог.

Он очертил пальцами мою скулу.