
Онлайн книга «Черный кандидат»
Уинстон умял пирожное и торопливо заполнил заявку на беззаботное будущее. Их ждали Фарик и остальные. Фарик восседал на своей бетонной трибуне, верхней ступеньке крыльца на 109-й стрит, погруженный в чтение журнала. Выгнув брови, как крылья чайки, он сыпал бизнес-терминами, будто крошками кукурузных чипсов, завалявшихся во рту со вчерашнего вечера. – Доход на акцию – приличный. Медианная операционная маржа – средняя. Рыночная стоимость – 24,6 миллиона. Прибыль на данный момент… ничего особенного. Доля акционера – 15,7 процента, ни хера себе! Подруга Фарика, сутулая женщина по имени Надин Примо, придвинулась поближе, положила подбородок ему на плечо и, указывая на страницу, добавила: – У этой неплохой доход на одного работника. Трое парней, сидевших на ступеньку ниже, проявили нетерпение. – Что за хрень ты несешь, Плюх? – спросил долговязый Армелло Сольседо, наполовину доминиканец, наполовину пуэрториканец. – Я не для того сюда приперся, чтобы все воскресенье глядеть, как ты журнальчик почитываешь, entiendes? Надин ткнула большим пальцем в сторону своих скептически настроенных друзей и сказала: – Покажи им. Фарик поднял журнал и с бесконечным терпением детсадовского воспитателя к младым чадам медленно продемонстрировал его озадаченным парням. – Братья мои, вот что нам нужно знать об этом лете, – серьезные бабки. Экономическая самостоятельность. – Какой хуйни ты обкурился? – спросил Уинстон, подходя к крыльцу под руку с Иоландой. Оба были одеты одинаково с ног до головы – одинаковые кроссовки, рыбацкие панамы и пижамные костюмы в сине-зеленую полоску. Свободной рукой Иоланда держала Джорди. – Ты, инвалидина, все еще читаешь им журналы про кунг-фу? Не знаю, чему вы так радуетесь, с тех пор как мне исполнилось пять лет, в этих статьях печатают одно и то же. «Мы раскроем вам тайну дюймового удара Брюса Ли и другие могучие техники джит-кун-до – впервые в истории!» И еще картинка, где чувак отжимается на одном пальце. Он остановился у нижней ступеньки. Все важные решения в жизни Уинстон принял на этом крыльце – например, впервые согласился выпить пива и решил не просить Иоланду сделать аборт. Дальше по улице дети играли в стикбол. Какой-то мальчик обежал три базы подряд и использовал остатки воздуха в легких, чтобы поиздеваться над противником. Если весь мир – театр, то крыльцо у дома 258 по Восточной 109-й стрит было авансценой в Трагедии Гетто. Иоланда потянула своего застенчивого мужа за локоть. – Борзый, давай сядем. Осторожно пробираясь через бурелом острых коленей и вертлявых ног, они поднялись по ступенькам и уселись на оставленном для них местечке рядом с коваными перилами. Все присутствующие, за исключением Фарика, радостно приветствовали опоздавших Уинстона и Иоланду рукопожатиями и поцелуями. Фарик же нахмурился и отвернулся. Уинстон вернул внимание друга легким подзатыльником. – Не отводи взгляда от противника даже во время поклона. – Ну ты и мудила! Уинстон не унимался, перейдя на карикатурный китайский акцент: – Это как палесь, указываюсий на Луну: не консентрируйся на палисе, инасе упустис все сюдеса небес. – Хватит с меня мути из «Выхода Дракона». Ты опоздал. И это не «Мир карате». Фарик поставил журнал на сгиб локтя, как Моисей свои скрижали. – Это июньский выпуск «Черного предпринимателя». – Ой, только не июньский, тысяча извинений. – Уинстон склонил голову в насмешливом раскаянии. – Что в нем такого особенного? – В июньском номере есть статья о сотне крупнейших бизнесов, принадлежащих черным. Если мы собираемся этим летом сделать реальные бабки, нам нужны образцы для подражания, и тут, – Фарик шлепнул по обложке журнала, – мы найдем сотню контор, зашибающих бабки, которыми управляют пунктуальные ниггеры, кое-чего добившиеся в мире, где человек человеку вол. – Человек человеку волк, – поправила Иоланда. – Не передразнивай меня, – огрызнулся Фарик и продолжил тираду: – Деньги и Аллах – это ключи, ключи, что освобождают от цепей, сковывающих наши сердца и умы. Коран учит человека, как проникнуть в тайны замков, а деньги позволяют приобрести необходимые инструменты. Тогда каждый может изготовить ключ к свободам. Иоланда оскалилась, как львица перед схваткой. – Свободам? Во множественном числе? – Разумеется! Конечно, в сраном множественном! Фарик потер подбородок, подбирая пример, потом продолжил, разрубая рукой воздух после каждого слова: – Когда Линкольн дал рабам свободу – в единственном числе – они могли голосовать? Владеть собственностью? Трахаться, с кем хотели? Нет. Поэтому свобод больше чем одна. – То есть у нас «право на правды, справедливости и стремления к счастьям». – Колледж тебя портит, дорогая. Ты вообще какую специальность выбрала? – Еще не решила. – Видите? Бледнолицые уже прикарманили одну из твоих степеней свободы. Не решила. У черных нет времени на нерешительность. И в твоем колледже на самом деле лишь две специальности, «не решила» и «обманистика». – Обма… что? – Не важно. Мы – и вообще ниггеры в целом – должны держать все внутри сообщества: врать по-черному, умирать по-черному и покупать по-черному. Имитировать Жида. Все больше раздражаясь не столько из-за его религиозной бестактности, сколько по причине отсутствия логики в фариковской риторике, Иоланда прищурилась и спросила: – Жида? В единственном числе? – Да. Жида в единственном. – Ты хочешь сказать, что существует какой-то гигантский Супержид? – Ты понимаешь, что я хочу сказать, мисс грамотейка. Жид – это … Борзый, как звать трехголового монстра, который дрался с Годзиллой? – Гидра, – ответил Уинстон. – Жид – как Гидра. Три головы, но тело движется к общей цели: надрать Годзилле задницу. – А Годзилла, надо понимать, – черные? Фарик закатил ревматические глаза и выразительно посмотрел на Уинстона. – Говорил тебе, не надо приводить женщин! Они ни в зуб ногой в настоящем бизнесе. – Да пошел ты на хер, Плюх! – рявкнула Иоланда, глядя на Надин в надежде на женскую солидарность. Надин пожала плечами. – Он прав. – Да конечно, прав. Вон, спросите у Буржуя. Буржуй, я же прав? Услышав свое прозвище, Буржуй мгновенно очнулся от забытья и выпрямился. Его грязное тощее тело уместилось на ширине одной ступени на середине крыльца, колени были плотно прижаты к груди, а мягкие подошвы шлепанцев обхватили край ступени, как когти совы – ветку дерева. – Ну чего, Буржуй, я прав? |