Онлайн книга «Черный кандидат»
|
Уинстон поцеловал Джорди, развернулся на сто восемьдесят градусов и потопал в гору к 102-й стрит. В кильватере брели растерянные Иоланда и Инес. На середине квартала Уинстон заметил подававшую задом на парковку полицейскую машину, из динамиков которой гремел хип-хоп. Он влез на заднее сиденье и захлопнул за собой дверь. Оба офицера прекратили кивать в такт музыке и развернулись, вытащив оружие. – Руки, ублюдок! – орали они, пытаясь перекричать музыку. Уинстон медленно поднял глаза от направленных ему в лицо стволов. – Бендито, это ты? – спросил он водителя. – Борзый? Puñeta [31], я тебя чуть не пришил. – Бендито! – Борзый опустил руки. – Ты теперь настоящий коп? Со стволом, значком и всем, что полагается? Чувак, поздравляю. Партнер Бендито взбеленился. Он перегнулся через кресло и упер ствол пистолета Уинстону в щеку. – Я сказал – руки поднял, сукин сын! Уинстон посмотрел ему в глаза и положил руки на колени. – Ты убрал бы пушку от моего лица, прежде чем я заберу ее у тебя и урою тебя ее же рукояткой. Бендито, скажи что-нибудь своему дружку. Бендито уменьшил звук музыки и опустил руку партнера. – Все в порядке, я его знаю. Офицер убрал оружие в кобуру. – Ты не знаешь, как близок был к тому, чтобы получить пулю. – Это ты не знаешь, как был близок к похоронам с волынкой и табличке на стене «Памяти офицера…» – Уинстон поправил бляху с именем полицейского, – офицера Ссученного. Оскорбленный коп занес кулак, но Уинстон влепил ему пощечину, прежде чем соперник успел ударить. Так они и махались, словно дети за объедки со стола, пока Бендито их не разнял. – Борзый, вон из машины, сейчас же! – Не, Бендито, ты должен меня арестовать. – Сегодня у нас первый день, я не могу тебя арестовать. Я больше не Бендито, я Бен. – Мне нужно в тюрьму, и мне неохота ждать автобуса, Бен. Бендито вырубил музыку. – Слушай, если я тебя арестую в первое же дежурство, через пятнадцать минут после начала смены, все решат, что мы выскочки, изображающие суперкопов, чтобы понравиться начальству. Нам перестанут доверять. – А офицер Негр тоже новичок? – Кто, Дейв? Он уже год на службе. В любом случае – зачем тебе арест? Начал читать рэп, и теперь нужна дурная репутация, чтобы альбом лучше продавался? – Я не рэпер, – запротестовал Уинстон. – Да ладно, я завтракал у Делии, видел твой плакат. – Я баллотируюсь в Городской совет. – Ты… чего? – Не, не всерьез баллотируюсь, я… Уинстон беспомощно выглянул в окно. К машине, тяжело дыша, приближались Инес с Иоландой, которая тащила Джорди как пакет с покупками. – Слушай, сделай одолжение, замети меня. – На каком основании? Уинстон легонько шлепнул Дейва ладонью по голове, достаточно, чтобы сбить фуражку набок. – За то, что стукнул офицера Негра по макушке. – Первый арест – за нападение на офицера? Ой, не думаю. Надо мной весь участок ржать будет. – Бендито, ну почему ты ведешь себя так, словно я пристрелил твою собаку? Не надо так. Вспомнив любимого Дер Комиссара, мертвого, в канаве, Бендито врубил задний ход. Как раз в этот момент подбежали Инес, Иоланда и Джорди. – Уинстон, куда ты собрался? – спросила Иоланда. Она схватилась за дверную ручку и бежала рядом с машиной. – В тюрьму. – Недоносок, если бросишь меня ради тюрьмы, можешь не возвращаться. Понял? – Да успокойся ты. Это не всерьез. Выйду завтра, максимум в среду. Уинстон знал, что, если на него найдутся действующие ордеры на арест, среда может легко затянуться до февраля. На всякий случай он вытащил из рулона с деньгами две стодолларовые бумажки и, зная, что Бендито ничего не скажет, беззастенчиво потянулся к носку за пистолетом. – Это пускай будет у тебя, – сказал он, выбрасывая из окна оставшиеся деньги и оружие. Машина продолжила катиться назад, а Инес с Иоландой остановились, уставившись на доллары и автоматический пистолет. Потом Иоланда подняла оружие. – Кто-нибудь, подберите мои деньги с улицы, черт бы ее побрал! – приказал Уинстон, высунув голову из машины. Обе женщины рванулись вперед. Инес отступила, и Иоланда сунула наличные себе в сумку. Пока Бендито парковал машину, Уинстон для ускорения процедуры снял ремень и шнурки с обуви. Со скованными за спиной руками, с трудом поддерживая мешковатые штаны, он вошел в полицейский участок, словно нелепый цирковой клоун. Ботинки сорок седьмого размера шлепали по линолеуму, как пляжные тапочки. Бендито запихнул его в пустой обезьянник. Теперь оставалось только ждать. Предполагая худшее, Уинстон мысленно уже плыл в Райкерс. Три безрадостных месяца в стеклопластиковом шатре размером с ангар, изо всех сил стараясь ни во что не влипнуть. Иоланда права, мне нужно перестать быть таким «импульсивным». Что я творю? В тюрьме легче получить срок, чем снаружи. Я застряну в Райкерс навсегда. Придется драться с тамошними чуваками и получать новые приговоры только за то, что защищал себя. Прижавшись лбом к решеткам, в спертой сырой полутьме обезьянника Уинстон услышал свое имя. Кто-то сообщил офицеру, оформлявшему арестованных, что Уинстон чист, никаких ордеров на него не выписано. Сержант за стойкой спросил Бендито про обвинения. Тот назвал жестокое обращение с животными и незаконное ношение огнестрельного оружия. Дальше сержант сам начал добавлять стандартные обвинения, которые он назвал «обязательными пунктами»: праздношатание, нарушение общественного порядка, преступная неосторожность, сопротивление аресту. – Нет, сержант, аресту он как раз не сопротивлялся. Центр временного содержания из-за вчерашней облавы лопался по швам, и Уинстона завели в складское помещение, приспособленное под общую камеру. Она была рассчитана на сорок человек, но там были пятьдесят арестантов, не считая семерых тюремщиков. Уинстон подошел прямо к пустой койке, потряс подушку, поднял поролоновый матрас, провел рукой под стальной рамой. Повернувшись к остальным обитателям временного блока содержания D-6, сказал: – Любой мудила, который спрятал чего-нибудь внутри, рядом, вокруг, сверху или под моим местом, пускай лучше подойдет и заберет нычку. Я в этот заход не собираюсь ловить новые обвинения, но, если придется, разберусь с любым. Уинстон немедленно узнал по меньшей мере две трети обитателей блока, и его предупреждение, вполне искреннее, многие приняли за шутку. Никто ничего не сказал, но, судя по ухмылкам на помятых лицах, большинство были рады его видеть. |