Онлайн книга «Треугольная жизнь (сборник)»
— «…Кэнтон схватил Мэри в свои могучие объятья и осыпал ее грудь нежными поцелуями, а она в ответ только часто задышала, скрыв знойный взгляд в тени пушистых ресниц…» За дверью раздались звуки и шорохи, обыкновенно свидетельствующие о том, что место скоро освободится. Башмаков обрадовался и продолжил, воодушевленный: — «…Рука Кэнтона все смелее обхватывала ее талию, сползая ниже и ниже. Еще мгновение…» Шумно взбурлили сантехнические воды, дверь отворилась, и из туалета вышел невысокий белотелый парень в черных трусах с адидасовским лейблом. — Доброе утро! — сказал он. — Меня зовут Антон. — Доброе утро, — отозвался Башмаков, подтягивая семейные трусы в горошек. — А меня — Олег Трудович… — Да, мне Дарья говорила, что у вас очень необычное отчество. Мы вчера поздно вернулись, вот и… — Конечно, конечно… Закрывшись на крючок и усевшись на теплый еще унитаз, Башмаков вдруг окончательно осознал, что является отцом взрослой, более того, половозрелой женщины. С тех пор Антон стал заходить почти каждый день, всегда с цветами, причем с двумя букетами: один — Дашке, другой — Кате. А Олегу Трудовичу он неизменно вручал какую-нибудь изысканную бутылку. Чего только не перепробовал Башмаков за месяцы этого романа! Даже малагу 74-го года… Дашка называла ухажера Антошкой и глядела на него свысока. В прямом смысле — ростом он был ниже ее. Когда Катя попыталась выяснить Дашкины планы, дочь ответила, что не может всерьез и навсегда связать свою судьбу с мужчиной, который ниже ее ростом. — Пушкин тоже был ниже Натальи Николаевны. — Пушкин! С Пушкиным бы я не задумываясь, даже если бы он был лилипутом… — Допустим. Но от того, чем вы занимаетесь с Антоном, бывают дети! — От этого дети бывают только у дураков и тех, кто хочет. Он хочет. — Вот видишь! — Но я-то не хочу! Темперамент у Дашки оказался шумноватый для их двухкомнатной квартирки. — В кого она у нас такая? — удивлялся Башмаков. — В Евдокию Сидоровну! — раздраженно отвечала Катя, переворачиваясь на другой бок. — Скажешь тоже! — вздохнул Олег Трудович и подумал о том, что обязательно надо съездить в Егорьевск — бабушка Дуня совсем плоха. Вскоре Антон, вложивший деньги в строительство элитного дома на Сретенке, снял временно квартиру — и Дашка переехала туда. Сначала все шло нормально. Дочь звонила и уточняла у Кати разные кулинарные рецепты, рассказывала о том, как они слетали в Египет. Начались интенсивные обсуждения свадебных мероприятий… И вдруг Дашка вернулась домой. С вещами. — Поссорились? — спросил Башмаков. — Имею я право на отпуск?! Катя подхватила и повезла Дашку по магазинам — это такое у женщин успокаивающее средство. Дочь как раз начала работать в «Лось-банке» (туда ее устроил все тот же Антон) и по окончании испытательного срока получила свою первую зарплату — огромную. У сторожевого Башмакова даже челюсть отвисла. Едва они уехали, объявился брокер — пьяный. — Олег Тру-удович! — Он еле сдерживал рыдания. — Ваша дочь меня бро-осила… — Зачем? — удивился Башмаков. — Да вы проходите! — Вот и я ей говорю то же самое… — Может быть, таким образом она дает вам понять, что неплохо бы поскорее оформить ваши отношения? — Блин, да я ее все время замуж зову! Отказывается. Зову — отказывается. Я же квартиру почти достроил, мебель в Италии заказал. Может, выпьем? — Он достал из кейса бутылку виски. — В чисто профилактических целях, — согласился Башмаков. — Значит, говорите, отказывается? — Полностью. — Чем мотивирует? — Ей, блин, со мной скучно! — Простите за интерес к подробностям, но я как отец… В общем, скучно в постельном смысле? — Да нет, блин, тут как раз все нормально! Я еще на всякий случай таблетки американские купил. Йохимбе. — Как вы сказали? — Йохимбе. Ей потом скучно… — М-да-а… «Груша». Можно было бы и предвидеть, — вздохнул Башмаков. Минувшим летом на даче они всей семьей ходили на пруд купаться. Дашка, как и большинство дачных девиц, купалась топлес, или, говоря попросту, гологрудой. Да и трусики-то были совершенно минимальные. И Олег Трудович, взглянув на ее грудь отстраненным классифицирующим взглядом, сразу определил — «груша». А это — ум, темперамент, непостоянство, своенравие и жестокая непредсказуемость в отношениях с мужчинами… — Какая, блин, «груша»? — Видите ли, молодой человек… Когда открылась входная дверь, Башмаков и Антон сидели за кухонным столом, сблизив головы, и Олег Трудович, как умел, рисовал на бумаге женские груди. При этом он, тыча карандашом то в один, то в другой рисунок, разъяснял брокеру роковые связи между нравом женщины и ее бюстом. Обескураженный Антон возражал в том смысле, что не может же он в самом деле, прежде чем познакомиться с девушкой, требовать осмотра ее груди… — Я же сказала тебе — больше не приходи! — прямо с порога залепила Дашка. Катя, посвященная уже, видимо, в историю охлаждения дочери, молча прошла в комнату. — А он тебя, между прочим, любит! — грустно сообщил Башмаков. — Пьяных и выпивших просьба не вмешиваться! — отшила Дашка и, глядя на Антона ледяными глазами, повторила: — Я же тебе сказала: ты мне надоел! — Почему? Я же тебе… для тебя… — Та-ак — пошли упреки! Цветы, извини, давно на помойке, устрицы в другом месте, а все остальное… Дашка метнулась в свою комнату, погремела там, позвенела и вынесла два туго набитых пакета — в одном тряпки, а в другом — косметика и парфюмерия. — Я не в этом смысле, блин… — Та-ак, мальчик забирает свои подарки и выкатывается сейчас же! — противным голосом приказала Дашка. И Башмаков даже похолодел от того, насколько голос дочери был похож на Катин, когда в давние, молодые времена жена выгоняла его из дому. — Не уйду! — объявил Антон и для достоверности налил себе стакан до краев. — Ну, давай на посошок, — разрешила Дашка. — И вперед! — Нет. — Антон, я думаю, вам сейчас лучше уйти! — это сказала появившаяся Катя. — Исчезни! — подтвердила Дашка. — А вы? — Парень с надеждой посмотрел на Башмакова. — Вы тоже хотите, чтобы я исчез? — Их больше, чем нас, — вздохнул Олег Трудович и указал карандашом на изображение «груши». Это предательство предполагаемого тестя окончательно сломило Антона. Он, пошатываясь, пошел к двери, где ему насильно были вручены оба пакета. На улицу брокер вышел только с одним пакетом и долго разбрасывал по сугробам кофточки, юбки и обувь. Потом он залез в машину и, разворачиваясь, сшиб контейнер с мусором. Парфюмерию, как выяснилось позже, Антон расколотил возле лифта, и потом еще долго башмаковский подъезд благоухал французскими ароматами… |