
Онлайн книга «Треугольная жизнь (сборник)»
![]() — Тут все можно. А помнишь, как нас Уби Ван Коноби с выпивкой гонял? Царствие ему небесное! — Герке пространно перекрестился. Затем бывший секретарь парткома «Альдебарана» встал, вынул из бара бутылку «Хеннеси» и плеснул в два больших круглых бокала. — Кофейку? — Лучше чай. Я на диете… — Наденька, чай и кофе, пожалуйста! — приказал Герке, нажав кнопку селектора. — Бережешься? Молодец! «Здоровье — это спорт и диета»! Читал? — Конечно. — А ведь умер! — Кто? — Как кто? Автор. Диетолог этот самый. Вчера в «Коммерсанте» некролог был. Сорок два года. Страшное дело! Сколько народу поумирало! Про Докукина слыхал? — Нет. А что с ним? — С ним ничего. А жену взорвали. Вместо него за руль села… — Не может быть! — Говорю это тебе как коммунист коммунисту, — невесело хохотнул Герке. — Взорвали. — Как — совсем?! — Совсем. А он, говорят, с горя мозгами тронулся. Уже не человек. — За что взорвали? — Ну, не за идейные же убеждения! За деньги. Деньги, как алкоголь, в разумных количествах радуют, в больших — убивают. Ну, давай за умеренность! Башмаков, помня о разгрузочном дне, прикоснулся губами к коньяку — замечательно ароматному и вкрадчиво-жгучему. Наденька внесла на подносике две чашки — большую и маленькую, улыбнулась фиолетовой помадой и удалилась. Герке проводил ее взглядом человека, изверившегося в женской новизне. — Я хочу тебя спросить, Олег… Если нельзя — не отвечай. Как ты вышел на Корсакова? — Понимаешь, у меня тут дочь работает… — Знаю. Видел. Красавица! Как дети-то повырастали! Как повырастали-то! — Да уж… — Но дочь-то твоя работает у Садулаева. — Ну вот, она попросила Садулаева. Садулаев поговорил с Корсаковым. — Садулаев с Корсаковым? — На лице Герке изобразилось недоумение, словно услышал он о чем-то противоестественном, наподобие любви русалки и дельфина. — Садулаев с Корсаковым… Это точно? — Мне Дашка сказала… — промямлил Башмаков, чувствуя, что утратил на автостоянке всякие представления об извечных аппаратных тонкостях и сдуру влез в какую-то важную внутрибанковскую интригу. — Может, мне не следовало… — Да нет, ты не волнуйся! Дальше этого кабинета информация никуда не пойдет. Садулаев с Корсаковым… Ишь ты! К твоему трудоустройству это не имеет никакого отношения. Вот тебе листочки. Все как обычно, все как раньше. Родился, работал, не был, не состоял… Только теперь родственники за границей — это не плохо, а даже хорошо. Заполняй! А потом мы тебя недельки три попроверяем. На всякий случай… — Как раньше? — Ага. Как раньше. И занимаются этим те же самые ребята из Конторы. А начальник службы безопасности у нас полковник из «девятки». Брежнева охранял. Как раньше… Меня, когда брали, десять раз переспрашивали, зачем фамилию поменял. Был Волобуев — стал фон Герке… Не любят у нас, понимаешь ли, дворянских корней. Ну, ничего. Я, кстати, все вспоминал, ты у нас не из дворян случайно? — А что? — Я, понимаешь, — тут он протянул Башмакову золоченую визитку с гербом, похожим на сваленную в одну кучу коллекцию старинного оружия, — Краснопролетарское районное дворянское собрание организовал. Кадров решительно не хватает. Какие-то все вырожденцы и пьяницы… Устроил обед по случаю тезоименитства невинно убиенного государя-императора Николая Александровича. Заблевали весь ДК Русакова. Ну, ей-богу… А если нормальный дворянин, не пьющий, с манерами, — так сразу еврей. Папашу или дедушку подженили. Приходит тут на учет вставать князь Тверской, Иван Моисеевич. Смотрю по документам — все правильно: Рюрикович. Ладно, Олег Трудович, заполняй анкеты! Я очень рад, что ты будешь у нас работать. Надоели эти сопляки. В башке ничего, кроме курса доллара, а по коридору идет что твой президент Академии наук… Так бы и дал в лоб половником! Ну, за тебя! Башмаков плюнул на разгрузочный день — и выпил коньяк. Душа потеплела. — А помнишь, как Каракозин Чубакку дистиллированной мочой поил? — захохотал Герке. — Конечно! — Ты, кстати, с ним не встречаешься? Вы ведь дружили… — Нет, не встречаемся. Он куда-то уехал… — Я тут его жену по телевизору видел. Как ее звали? — Олеся. — Да. Олеся. Они, кажется, разошлись? — Давно уже. — Тут презентацию Ростроповича по телевизору показывали. Она ему какую-то древнегреческую вазу вручала от клуба бизнес-вумен. Ну, доложу я тебе! Кто мог подумать, когда она по «Альдебарану» задницей вертела! Какая женщина! А Ростропович — тьфу, смотреть противно! Козел с виолончелью… Ты у нас, кстати, кто? — В каком смысле? — В политическом. — А ты? — Я монархист, естественно. — А я сочувствующий, — горько вздохнул Башмаков. Когда он уходил из банка, охранник снова заставил его положить кейс на транспортерную ленту и даже подозвал напарника. Они с живым интересом уставились на экран, но серые фруктовые силуэты на этот раз раскатились по углам. — Взяли? — спросила Катя, когда Башмаков пришел домой. — Пока еще нет. Проверять будут. — А чего тебя проверять? — удивилась Катя. — Ты же безобидный. — Не переживай! — Как же не переживать, если у меня муж безработный? — Все будет хорошо. Ты Корсакову очень понравился! — первым делом успокоила Дашка, поздно вечером вернувшись домой. Она теперь постоянно возвращалась поздно, потому что, вдруг спохватившись, поступила на вечернее отделение пединститута и после работы ездила на лекции. — Возьмут тебя — никуда не денутся! — Это тебе Садулаев сказал? — со значением поинтересовался Олег Трудович. — Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал? — Герке. — Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича. — А Корсаков? — Тоже. — Не понял! — Выйдешь на работу, все поймешь. Черт, как же я тебя не предупредила! Башмаков тщательно заполнил формы и анкеты, приложил фотографии, трудовую книжку. Дашка все это отвезла в департамент кадров. Началось ожидание. Он так волновался, что даже хотел сходить в храм Зачатия Праведной Анны поставить свечку, но так и не сподобился. А ровно через неделю позвонил Герке и радостно объявил: — С тебя гектолитр! В понедельник выходи на работу! — Наконец-то. |