
Онлайн книга «Треугольная жизнь (сборник)»
![]() Дашка и длинная Валя, похожая на циркуль в юбочке, стояли возле специальной, размеченной белыми линиями стенки. Моложавый плечистый тренер с пышной, уложенной феном шевелюрой, довольно неодобрительно следил за тем, как девицы неловко всаживают мячи в стенку. Наконец он подошел почему-то к Дашке, хотя длинная Валя была еще неуклюжее, отобрал ракетку и принялся бить по мячу, объясняя: — Смотрите еще раз. Внимательно. Ноги обязательно при ударе сгибаем! Вот та-ак! Рука прямая, ракетка в руке под прямым углом. Вот та-ак! Кисть абсолютно неподвижна. Вот та-ак! — А вот Беккер… — пискнула Валя. — Когда будете играть, как Беккер, тогда хоть зубами ракетку держите! И в этот момент вошла смуглоногая Вета. Она была в белом теннисном наряде, похожем на тунику. Схваченные белой повязкой, рассыпанные по плечам черные волосы искрились. Боже, что тут произошло с тренером! Он весь льстиво изогнулся, кокетливо поправил укладку и кинулся к Вете, как учитель танцев к наследнице престола: — Веточка, держу корт специально для вас! Дашка с Валей переметнулись ядовитыми секретарскими улыбками, повернулись к стене и забарабанили мячами со всей силы. Вета расчехлила розовую ракетку и увидела Башмакова: — Олег Трудович, а вы в теннис не играете? — Нет, к сожалению. — Хотите научиться? — Мне уже поздно. — Вам? — Она засмеялась. — У вас еще все впереди! Дашка, услышав это, как-то странно посмотрела сначала на отца, потом на Вету. А ведь между ним и Ветой тогда еще ничего не было, ничего, кроме разговора в галерее над дилингом. Ничего, кроме печального рассказа, после которого Олег Трудович погладил ее смуглую руку и вместо чего-то умного, достойного зрелого мужчины, отлепил любимую присказку тещи Зинаиды Ивановны: — Перемелется — мука будет… И все. Башмаков сидел в кресле и смотрел, как Вета, отведя ракетку, стремительно убегает от своих развевающихся черных волос, как она мелкими изящными шагами настигает желтый, похожий на цыпленка мяч и, звонко цокнув, отправляет его через сетку, а потом замирает, полуприсев, в ожидании ответного удара… Олег Трудович и помыслить тогда не мог, что пройдет не так уж много времени, и юная Вета, закусив губу и зажмурившись, будет выгарцовывать на нем, Башмакове, свои первые женские восторги. За ужином проинформированная Катя заметила: — Во времена нашей с тобой юности, Тапочкин, молоденькие девочки приглашали мужчин на белый танец. А теперь, значит, приглашают на теннис? Хочешь заняться теннисом? В этой фразе уместилось каким-то третьим смыслом все — и не забытая до сих пор Нина Андреевна, и постельно-бытовые конфузы, накопившиеся за столько лет совместной жизни, и многое другое. — Да ну тебя! Я бегом занимаюсь, — отмахнулся Башмаков. — Правильно, — кивнула Катя. Конечно, останься Дашка в банке, не было бы никакого романа с Ветой и никаких сборов на Кипр. Не было бы и быть не могло. Но! Дашка стремительно вышла замуж. Итак, Олег Трудович, стоя на балконе и наблюдая соседского парня, бьющего теннисным мячом о стенку котельной, сначала почуял табачное веянье с завьяловского балкона, а потом услыхал мужские голоса. — Значит, во Владик? — спросил голос Анатолича. — Во Владик, — ответил другой голос, молодой и звонкий. — Это хорошо. Смолоду лучше помотаться, а потом, когда детишки пойдут… Башмаков заглянул за перегородку и увидел Анатолича, а рядом с ним высокого моряка-лейтенанта. — Трудыч! — обрадовался сосед. — Кость, это Олег Трудович, Дашкин отец… Помнишь? — Конечно! Здравствуйте! — Здравствуйте… — А вы меня помните? — На улице ни за что не узнал бы. — Давай к нам! — позвал Анатолич. — Коська из Питера водку привез. Называется — ты только не падай! — «Залп „Авроры“»! Очень, между прочим, приличный напиток! — Ладно, — кивнул Башмаков, — сейчас приду! — Кость, ты посмотри на человека! Он придет! Раньше чуть что — шасть через перила — и у нас. А теперь — «приду». Банковский работник, между прочим! Кость, ты посмотри: каждое утро трусцой бегает, а через балкон перекинуться не может! — Ну почему же не могу! Через минуту он уже выпивал штрафную «Залпа „Авроры“». За разговорами выяснилось, что Костя закончил престижное военное училище. Устроил его туда один генерал, с которым отец Кости, сам карьеры так и не сделавший, познакомился в Ессентуках на язвенной почве. И они стали дружить сначала язвами, а потом и семьями. Генерал сильно пошел в гору — ему даже поручили разработку военной реформы. Но судьба жестока. Проект реформы из Кремля отправили на экспертизу в Пентагон, и отзыв пришел неутешительный: мол, многовато имперских амбиций. Генерала отстранили. От расстройства у него случилось прободение язвы… В общем, когда Костя закончил институт, помочь с хорошим распределением было уже некому. И он получил направление во Владивосток, что, в общем-то, не так уж и плохо. — Кость, а может, не стоило? — осторожно начал Башмаков. — Вот у нас ребята, твои ровесники, в дилинге по нескольку тысяч баксов в месяц зашибают! — А кто Россию вытащит и защитит? — Костя посмотрел на Олега Трудовича ясными глазами. — Вы? — Ты в Пиночеты, что ли, готовишься? — Там посмотрим… — Правильно, Коська! Так его, дилера! Все зло от банков. Ильич, он, конечно, был прав, — Анатолич разлил по рюмкам «Залп „Авроры“», — банки надо брать в самую первую очередь! — А с банкирами что делать? — поинтересовался Башмаков. — Как — что? На стройки возрождения. — Романтик ты, Анатолич! Ничего не изменится. Это — навсегда. Демократы армию скоро совсем доедят. Ну и куда Костя пойдет, к тебе на стоянку? — Нет, не навсегда. Не доедят! Подавятся, — строго молвил лейтенант. — Хорошо, не доедят. Дослужишь ты, Костя, до пенсии… Анатолич, пенсия у тебя какая? — Как у петушка хрен. — Во-от! На что жить будешь? — А ты думаешь, он ничего не умеет? Они теперь ученые, не то что мы. Коська, сколько ты языков знаешь? — Два. — С русским и матерным? — спросил Башмаков. — С русским и матерным — четыре, — улыбнулся Костя. — Еще английский и китайский. — Китайский?! Из дальнейшего разговора выяснилось, что новое поколение умудряется сочленять ученье с бизнесом, что Костя неплохо подрабатывает толмачом на переговорах с фирмами и переводит сложную техническую документацию. — Кость, скажи что-нибудь по-китайски! |