
Онлайн книга «Она написала любовь»
— Кулон защиты, аналогичный вашему. — Для мамы? — Нет. Для его величества. — Долгое молчание. — К сожалению, такая здравая идея, как защита для мамы, мне тогда в голову не пришла. И мама… До нее добрались. — Простите, — прошептала Агата, понимая, что разбередила незаживающую рану. Слабая, вымученная улыбка. — Ни я, ни Карл… Нам просто в голову не приходило, что кто-то может пожелать смерти баронессе Гиндельберг. И если мы вдвоем с королем не замечали ее ежедневной, ежеминутной поддержки, если мы воспринимали ее заботу и мудрость как само собой разумеющееся, то нашлись те, кто оценил ее влияние по достоинству… — Мне жаль. — Ее отравили. Агата вытерла слезы. Взяла Эрика за руку. Вот кто ее за язык тянул?! Своим любопытством прошлась по открытой ране! И почему ей казалось за ужином, что ему стало лучше? Ввалившиеся глаза, заостренные черты… Где лекарство? Вот оно. Пей! Пей, Эрик… — Спасибо, — смущенно проговорил барон, сделав глоток. — За что? — Вспомнить ее… Я так редко себе это позволяю… В коридоре послышались шаги. Барон, жестом отметая все возможные возражения, поднялся, достал огнестрел и приказал: — Зайдите за меня! За спину, Агата! Быстро! Спокойный стук в дверь. — Кто? — спросил Эрик. — Управляющий Густав, ваша милость. — Заходите. Агата вздохнула с облегчением, увидев знакомого. На обожженном лице читались тревога за хозяев, желание помочь. Она слегка кивнула вошедшему, намекая, что барон чувствует себя уже лучше. По едва заметной улыбке поняла, что парень обрадовался. — Задержали подрывника, следователь Майнц его допрашивает. Просят присоединиться госпожу Агату. — Что значит «госпожу Агату»? — поднял брови господин барон. — Дело в том, что это — ее племянник. Господин Конрад. — Всеблагие! — всплеснула руками Агата и бросилась к дверям. — Не так быстро! — перехватил ее Эрик. — Сейчас я надену личину и пойдем вместе. — Но вам это сейчас не полезно. — Обязуюсь выпить вашего вкусного зелья. Кстати, никому не сообщайте рецепт. Я знаю артефакторов, которые вас за него озолотят. — Эрик! Агата попыталась уговорить барона лечь, но все было напрасно. Осознав, что это так же бесполезно, как останавливать, например, снегопад, она смирилась. Однако лекарство барон выпил. Залпом. До дна. И даже… облизнулся! Они спустились на кухню. Вилла рыдала над сыном, пока Фульд бинтовал тому руку. Мальчик выглядел скорее виноватым и расстроенным, нежели испуганным. Двое солдат, на манер часовых, стояли у входа в подвал, откуда несло гарью и валил дым. — Мой мальчик! Мой бедный, погибающий мальчик! — выла мать Конрада в перерывах между задыхающимися всхлипами, что сотрясали стены дома едва ли не сильнее самого взрыва. — С ним доктор, — пытался объяснить женщине Ульрих, — легкое оглушение и небольшая царапина на руке. Поверьте мне, это не страшно. — О, Конрад! — не слушала страдающая мать. Агата и Эрик молча обошли Виллу. — Вы зачем встали, Эрик? Ничего, требующего вашего личного присутствия в случившемся нет! Насколько я понимаю, юный исследователь немного увлекся химическими опытами — только и всего! Да перестаньте, наконец, так убиваться! — нахмурился доктор, обращаясь уже к Вилле. — Агата! Будьте так добры, заварите госпоже успокаивающий чай! — Этого еще только не хватало! — На кухню, тяжело дыша, ворвалась фрау Берта. — Эта змея чуть не убила моего внука, а теперь собирается отравить единственную дочь! А вы все с ней заодно! О! Эта женщина уничтожит нас… Людвиг! Мой мальчик… Возвращайся и спаси нашу семью! — Ульрих! Майер! Возьмите, пожалуйста, успокоительное. Отведите женщин наверх! Мать и дочь. Пусть выпьют лекарства и лягут в постель. Это приказ! — Удивительно, но женщины, ни слова не говоря, удалились пить лекарства, бережно поддерживаемые солдатами. — Теперь вы, Эрик! Зачем вы встали?! — Я, когда чего-то не знаю, очень нервничаю, — примирительно заметил барон. — А когда я нервничаю, у меня ухудшается самочувствие. — Стремление все контролировать — это невроз! — зло отрезал доктор Фульд. — Это моя профессия. — Можно, я продолжу опрос молодого человека? — скромно заметил следователь Майнц. — Или мы с ним вам мешаем? — Нисколько. — Эрик огляделся, увидел стул, усадил Агату. Встал у нее за спиной. — Продолжайте. — Прости, Агата, — подал голос Конрад. Мальчик полулежал на огромном сундуке, накрытом белым фартуком. Под голову сердобольный Касс подложил мешок с крупой. Видимо, когда солдаты вынесли юного химика из подвала, бедному повару пришлось пользоваться подручными средствами. — Да что случилось-то? — спросила Агата, когда ее взгляд остановился на бледном лице подростка. — Я… увлекся… Не рассчитал. — Чем ты увлекся? — Я подал соискание на Королевскую премию в области химии. — Это замечательно! Но зачем надо было так рисковать? — Я не думал, что что-то может быть. — Погоди. — Бывший канцлер придвинул стул и сел напротив мальчика. — Если мне не изменяет память, то все премии в области химии так или иначе связаны с выращиванием магических кристаллов, идентичных натуральным… Ты этим занимаешься? Конрад кивнул. Агата вопросительно посмотрела на Эрика, и тот пояснил: — Магические кристаллы — редкость. Они очень дороги, и цена их растет по мере того, как уменьшаются объемы добычи на островах. Естественные запасы природных ресурсов неумолимо тают с каждым новым десятилетием. Рано или поздно это приведет к финансовой катастрофе, не говоря уже о том, что придется распрощаться с имеющимися возможностями. — Не только в быту, в сельском хозяйстве и военной промышленности, но и в медицине! Представляете, к чему это приведет? — вздохнул доктор Фульд. — То есть борьба идет за возможность искусственно выращивать кристаллы, не уступающие с точки зрения магического потенциала природным аналогам? — уточнила писательница. — Именно, — кивнул барон и вновь обратился к мальчику: — Так что послужило причиной взрыва? — Я… не знаю. Я так и не понял! Отец прав. Из меня ничего путного не выйдет, — потупился Конрад. — Я в твои годы тоже все время что-то пытался доказать отцу. Барон фон Гиндельберг пробормотал эти слова, ни к кому особо не обращаясь. Артефактор перебирал возможные варианты взрыва, вспоминая все, что он знал о химии. Знал он этот предмет весьма прилично, но ничего путного в голову не лезло. |