Книга Сотник. Позиционные игры, страница 88 – Евгений Красницкий, Елена Кузнецова, Ирина Град

Сотня двигалась неспешной рысью в полном вооружении. Лука торжественно выступал во главе, бок о бок с ним возвышался в седле незнакомый всадник. Мишка пригляделся и, к своему немалому удивлению, заметил черную рясу священника, видневшуюся из-под кольчуги.

«Батюшки-светы, три в бога душу мать! Отец капеллан собственной персоной! Ну, мужик дает! Интересно, как ему удалось убедить Говоруна в необходимости своего присутствия? Впрочем, всё в кассу – он нам тут вполне пригодится. Всё равно собирался за ним посылать».

Тем временем Лука, оценив взглядом диспозицию на противоположном берегу, обернулся, махнул рукой и отдал какой-то приказ; сотня остановилась, к полусотнику и священнику подъехали десятники. Дальше, к переправе через реку, двинулись уже только они. Мишка приподнялся на стременах, оглядел свою «армию» и, демонстративно повторив взмах руки Говоруна, отдал приказ, постаравшись, чтобы голос прозвучал достаточно громко и долетел до того берега хотя бы отголоском:

– Отроки, Егор, Медведь, Валуй, Сван, Грым с нами. С полусотником Лукой и десятниками ратнинской сотни говорить будем. Держать строй! – И послал своего коня вперед. Тимка и Славко последовали за ним, а чуть позади, в точности повторив каре из конников, окруживших Луку и отца Меркурия, двинулись остальные.

Мишка рассчитал скорость движения так, чтобы встретиться с ратнинцами на середине реки. Две группы всадников сошлись на льду и замерли друг против друга. В первый момент Мишка заволновался за здоровье рыжего полусотника: судя по его лицу, Лука был как никогда близок к апоплексическому удару. Ну, или покраснел от усилия, которое прилагал, чтобы собственноручно не придушить молодого сотника. Рыжие борода и усы перестали выделяться и побледнели на фоне багрового цвета, который приобрело лицо Луки. Мишке на миг стало боязно проделывать следующий, запланированный ещё перед выездом, номер программы: вдруг и правда Луку приложит? И так уже от щёк можно лучину зажигать, а глаза едва из орбит не вываливаются. Впрочем, и священник рядом с ним, и десятники выглядели ненамного лучше, разве что мордами не семафорили.

Но сейчас надо было использовать полученное преимущество и не дать Луке заговорить первым: бог его знает, что он в расстроенных чувствах может выдать. Потому Мишка, не мучаясь больше сомнениями, во весь голос обратился к Тимке:

– Не до́лжно нам, боярич, с гостями, да ещё со старшими с седла разговаривать. Тем более что и отец Меркурий здесь! – и величественно махнул рукой.

По его знаку с седел первыми соскочили Медведь и Сван. Подошли к бояричам и, придержав стремена, уважительно помогли спуститься на землю. Лука, словно завороженный, следил даже не за Мишкой, а за тем, как седоусый нурман с лицом, словно высеченным из камня, почтительно склонившись перед младшим бояричем, подает руку Тимке – немного бледному, в отличие от полусотника, но в целом вполне справляющемуся с торжественным моментом.

Воинственный монах, замерший рядом с Лукой, хоть и сохранил естественный цвет лица, явно боролся с желанием зажмуриться и, тряхнув головой, проверить, не обманывают ли его глаза, или на них на всех подействовал странный морок. Впрочем, закалка бывалого воина не подвела – святой отец очухался раньше Луки. И обратился не к Мишке и компании, а к Луке и десятникам.

– А мы что в седлах, декархи? Тем более мне не пристало в силу моего сана, – пророкотал он и первым стал спускаться на землю. Смерил взглядом замешкавшихся десятников и Луку и бодро вопросил, так, что Мишка едва удержался, чтобы не закашляться:

– Ну, что сидим? Кого ждем?

Луке, похоже, как раз этого и не хватало, чтобы выйти из оцепенения. Он крякнул, кашлянул и, махнув остальным, тоже спешился.

– Здрав будь, боярин Лука, и ты, отец Меркурий, и вы, десятники! – весело провозгласил Мишка, дождавшись, пока они утвердятся на ногах, и подчеркнув голосом обращение «боярин». – Вовремя вы поспели. Боярин Журавль тяжко ранен, и неизвестно, довезут ли его, боярин Данила недужен и сам лично вас встретить не мог – сына своего послал, боярича Тимофея.

Мишка положил руку на плечо Тимки и слегка подтолкнул его вперед.

– Он теперь тут и за себя, и за отца, и за брата. Но поскольку молод он, то меня как родича просил при нем быть. Говорить тебе с ним следует.

Лука обвел все ещё мутным взором застывшую на пригорке за спинами «послов» Журавлёву сотню, замер на миг на физиономии Егора, невозмутимо стоявшего рядом с Медведем, оглядел выжидательно взиравшего на него Тимку, пожевал губами и вопросил:

– Боярич Тимофей, стало быть? А это, – он обвел взмахом руки окрестности, – дружина твоя?

– Ага, – бесхитростно кивнул Тимка и, вспомнив, наконец, заученную по дороге на «стрелку» речь, провозгласил почти нараспев: – По поручению моего отца, боярина Данилы, прибыл я встретить тебя, Лука Спиридоныч из рода Притечей, и сотню ратнинскую с миром. Войны промеж нас отныне быть не может, так как мы с боярами Лисовинами породнились через святое крещение. Власть воеводы Корнея над землями Погорынскими признаем, в чём мой отец, и я, и брат мой Юрий – сын боярина Журавля, готовы, не мешкая, принести присягу бояричу Лисовину.

Краснота с Луки стала постепенно сползать, подозрительно переходя в свою противоположность. Боярин насупился и переспросил:

– Присягу Лисовинам? Так боярина Корнея сейчас нет…

Тимка в последний момент удержался, чтобы не пожать плечами, с недоумением взглянул на Луку, словно удивляясь, что тот не понимает очевидного, и обстоятельно пояснил:

– Ну так бояричу Михайле же, Лука Спиридоныч. Он дядь… боярину Журавлю слово дал, что опеку над нами примет.

Тимка немного подумал и счел нужным уточнить:

– А дядькой при нас наставник Макар, как мой крёстный…

«А вот это если не мат, то шах ферзем конкретный, причём по голове… Во как птицу Говоруна приложило – цвет меняет, что тот Индикатор. Хоть и отличается редким умом и сообразительностью, но тут, похоже, «держаться нету больше сил». Ну да, куда там космическим пиратам против Тимки Кузнечика! Он же сейчас барона всех светлых мечт тупым ножом без наркоза лишает – теперь Луке до Лисовинов и в прыжке не дотянуться. Деда в будущем переиграть он не мог не рассчитывать. По-честному, конечно, как сам это понимает, но переиграть. И уж, как минимум, получить полное право диктовать Корнею свои условия.

Поход сюда для него стал просто подарком судьбы: если бы он вытащил из неприятностей «обделавшегося сопляка», то есть меня, да приподнялся бы за счет награбленного по дороге, то это была бы его коронная партия в их турнире с Корнеем. Когда на деда давить начали, чтобы он мальчишек казнил, Лука в сторонке стоял, нейтралитет изображал. Ну вот и получил ответочку. Малец, случайно подвернувшийся под ноги, которого он и за фишку-то не считал, неожиданно оказался другой, которая удерживает на том берегу реки целую армию, а Луке осталось разве что утереться.

И самое паршивое для Говоруна, что сила эта под другим сопляком будет ходить, который, в отличие от воеводы, ничем ему, Луке, не обязан. И давить на него нечем. А теперь и просто опасно. Вот барона и бросает во все цвета радуги. Во! Опять красным стал наливаться. И ведь сам, своими руками это счастье устроил. Не принимают в Ратном чужаков – потому Тимку в крепость и спихнули… А может, и не только потому, не зря же все переговоры с Медведем Аристарх вёл в тайне. Но даже он вряд ли такое ожидал».