Книга Сорок тысяч, страница 19 – Константин Нагаев

– Бывшая.

– Ну, у нас нет сведений о том, что вы официально в разводе. При постановке на консульский учет она указала вас как ближайшего родственника.

– Так в чем, собственно, дело?

Трубка осеклась и снова заговорила.

– Четыре дня назад она была обнаружена мертвой на съемной квартире в Риме. Передозировка.

– Как? Вы что там?

Андрей побелел. Сел на диван. В ушах звон.

– Мы смогли уладить все формальности с итальянской стороной очень быстро. Тело мы планируем завтра переслать на родину. Я понимаю, что это бывшая супруга… Но вы сможете забрать тело?

Андрей не мог ничего ответить. Язык прикипел к высохшему нёбу.

– Угу. Во сколько?

– Рейс прибудет в двадцать два тридцать. Возьмите с собой документы. И катафалк. Все разрешительные бумаги прибудут с грузом, – трубка кашлянула – И соболезнуем.

На той стороне прервалась связь.

Первым полетел в стену телефон. Затем Андрей начал крошить мебель. Швырнул стул в барную стойку. Охрана еле успела его скрутить, пока он не разнес все в щепки. Он прошел к себе в кабинет. Потребовал большую бутылку «Ред Лейбла». И не вы ходил до шести часов вечера следующего дня. Взгляд стал неживым… Выжженным.

Не спеша прошел через зал. Забрался в машину. Еще почти час просто сидел в ней и молча плакал. После чего вжал педаль в пол и поехал встречать «Ирочку».

Ночь. Скользкая трасса. Свет в глаза от встречной фуры. Машина ушла в кювет. Перевернулась. Дважды. Андрей не был пристегнут. Перелом основания черепа. Мгновенная смерть…

– Об Андрюше мы узнали только около часа. Миша решил, что мы их проводим вместе. Андрей сейчас в морге. К обеду… Смешно даже – «к обеду»… Заберем его домой. А вы… вы сможете привезти сюда тело Ирины? Вот.

Я сидел, не принимая нереальности всей этой адской феерии. Это не могло случиться именно так.

– Конечно.

Серега молча кивнул головой.

Я сгреб со стола деньги. Засунул в карман. Вера Алексеевна вызвала катафалк. Мы сели в машину к Сереге и двинули в порт. Говорить было незачем.

– Нам нужно проверить груз, – сказал погранец.

– Зачем. Вот объясни мне – зачем?

– Да не волнуйтесь вы. Я понимаю, что у вас горе. Но порядок такой. Мы постараемся быстро.

– Быстро это сколько?

– Ну, полчаса от силы.

Закурили. Серега неестественно вытянулся. Глаза стали взрослыми.

– Слушай, капитан, мы девочку домой везем. К мужу. Давай ускоримся.

Я сунул комок купюр в руку военному.

Тот постоял. Посмотрел на нас. Потом вернул деньги.

– Дураки вы. Оба. Через десять минут со стороны СВХ подъезжайте.

…На обратном пути разговаривать тоже было не о чем.

Мы приехали быстро. Занесли гроб. Опустили на поставленные в зале табуретки. Иринина тетка, единственная ее родственница, рухнула на пол. Женщины ее отвели в спальню. Долго не решались открыть гроб.

Деньги я вернул Вере Алексеевне. Они просто выдавливались из меня.

Примерно через час подъехал Андрюхин отец. Он поздоровался и прошел к себе в кабинет. Вера Лексевна позвала меня к нему.

– Вот такие дела, Глеб. Как я ни старался, не смог его спасти от…

Сильный человек с осунувшимся лицом сидел на стуле. В нем не было ничего живого. Похож на старый саксаул. Видно, что он плакал всю дорогу до дома. Галстук набок. Руки трясутся.

– Здесь никто ничего не мог сделать. Он и не сказал никому. Да и вы знаете, что она для него…

Он поднял взгляд.

– Мы решили похоронить их вместе. Рядом. Вот… Это все может… Ну, я думаю, он бы этого хотел.

Несказанное «если бы был жив» остановило время.

Михаил замолчал. Стягивая с шеи галстук пробормотал:

– Как ты считаешь, я правильно поступаю, а?

– Думаю, да. И да – он бы этого хотел. Теперь надо все сделать так, чтобы нам потом не было стыдно перед ними. Обоими.

Он замер.

– Спасибо, Глеб. Иди, пожалуй, в зал. Я приведу себя в порядок и скоро выйду.

– Хорошо.

Привезли Андрея. И все, к моему ужасу, встало на свои места.

Заносят Андрея. Ставят рядом с Ириной. На таком расстоянии, что кажется, сейчас они протянут руки и встретятся кончиками пальцев.

Даже мужики ревели в себя, отворачиваясь к стене.

Улица. Еще раз прощание. И крик «За что?» в пустоту неба.

Дорога на кладбище. Страшный, дикий, беспрекословный звук. Гвозди. Черт бы побрал эти проклятые гвозди.

И дробь. Первая горсть земли падает на крышку. Как горох на дно кастрюли.

Холмы. Кресты.

Спи, Ромео. С возвращением, Джульетта.

Старая страшная сказка.

Поминки прошли стандартно. Люди сидели с темными лицами. Молчали. Пили. Подходили. Говорили слова. Не для родных – для себя говорили. Я проводил отца Андрея до его дома.

– Глеб. Спасибо. Понимаю, что не те слова, но спасибо.

– Не надо.

– Тебе, может быть, чем-то помочь? Деньги у тебя есть? Ты говори, я дам. Там вещи Андрея, может оттуда что-нибудь? Возьми. Пожалуйста.

Я не знал, что делать. Впервые старуха с косой подлетела ко мне так близко.

Я замолчал. И вдруг сказал.

– Я хотел бы взять диски с музыкой. У Андрея хорошая коллекция.

Отец сел в кресло. Мне даже на мгновение показалось, что он улыбнулся.

– Когда я привез его сюда, первое что мы сделали, пошли в магазин. И он там купил свои первые диски. Иногда он не ложился спать всю ночь. Слушал их. А когда я его за это отругал, ложился в наушниках.

Он поднял глаза.

– Как же будет дальше?

– Будем жить. Примем то, что произошло. Будем вспоминать, каким он был. Как помогал. И как мы ему помогали. И в этих воспоминаниях он всегда будет живым.

Бред.

– Пойдем, сложим диски. Я хочу помочь.

Мы запихали все диски в Андрюхин рюкзак. Подъехала Вера Алексеевна. Мы попрощались.

– Я буду звонить, – сказал я.

– А если сможешь, то и заезжай.

Не спеша шел к остановке. Идти было совсем немного. Но и груз был тяжел. И курилось много.

Сел в первый попавшийся автобус. Я ехал домой, где меня никто не ждал. С дисками друга, которого никогда не увижу.

Все, что от нас остается, – это дети, фотографии и музыка, которую мы любили.