Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
Парень медленно заваливается на бок. На экране возникает слово: «Конец». …Они спускаются с насыпи и садятся на траву, отдыхая… Борис взял банку и посмотрел на мир сквозь ее дно. Мир сделался круглым и немного смешным. Серый достал клочок газеты, а в ней немного махорки, быстро и умело скрутил самокрутку. Борис вытащил спрятанную в резинке шаровар спичку и кусочек чирки от спичечного коробка, дал Серому прикурить. Тот затянулся и медленно, по частям, выпускал дым. – Мне сегодня сон снился, – сказал Борис, заглядывая Серому в глаза, – как будто паровоз с рельс сошел, по земле проехал, а потом обратно на рельсы забрался и поехал. – И мне тоже, – спокойно и тихо сказал Серый. – Правда? – удивился Борис. – Правда конечно. – Серого это почему-то ничуть не удивило. Он будто готовился сказать что-то более важное. – Да… К матери мужик один ночью приходит… Дядь Саша… Стукнет три раза, она открывает… Днем ему не разрешила приходить… – Почему? – Тебе хорошо говорить – почему. Вашего на войне убили. Твоя мать с кем пойдет, ей ничего не скажут. А наш – сидит. Они всю ночь в своем углу разговаривают. Жениться они хочут, только мать боится. – Чего? – Отца. И людей тоже. Говорит: чего люди скажут? А чего этого бояться, не понимаю… – А моя, наверно, не женится никогда, – тихо сказал Борис. – Женится, увидишь… – К ней десятник на работе лезет. Я слышал, как она тёть Ире рассказывала. Она его ударила, а он ей за это денег меньше пишет… Ночью плачет, думает, не слышу… Они замолчали. Борис взял оставшуюся половинку самокрутки, затянулся. – Ты отца своего помнишь? – неожиданно спросил Серый. – Не-а… Он на войну ушел – мне два года было. А когда уходил, я спал, мамка говорила… – А я своего помню. Он с войны тогда пришел. Ордена на груди. С автоматом. – Автоматы с собой брать не разрешали… – Ему разрешили, у него разрешение было. – А когда его в тюрьму сажали, помнишь? – Не, – мотнул головой Серый. – Я помню. Мильтоны приехали на мотоцикле с коляской, хотели его в коляску посадить, а он не давался. Они ему тогда руки крутить стали, а у него аж вот здесь кровь, – Борис дотронулся рукой до лопаток Серого. Серый молчал. – Я тогда еще маленький был, думал еще, его около сараев из пистолетов расстреливать будут… Серый, а за что его посадили? Я у мамки спрашивал, она не говорит… – Моя тоже не говорит… Я у Скрипкина спрашивал. Он сказал: за то, что отец говорил чего не следует. – А чего не следует? – Не знаю… Я сперва думал – матом… А все мужики матерятся, кроме Скрипкина. – Я, когда узнаю, чего не следует говорить, я не будут говорить, а ты, Серый? – тихо спросил Борис. – Не знаю еще. Сперва узнать надо. Скажи честно, ты через ёлки боишься идти? – Боюсь, – тихо и виновато признается Борис. Под окнами их деревянного дома стоит вкопанный в землю стол и такие же лавки с двух сторон. На лавках – большие. Рядом примостились пацаны, среди них – Серый и Борис. На столе истрепанные игральные карты, ведро с водой и большая алюминиевая кружка. На земле под столом сидит со своей кучкой обезглавленных спичек Колька. Витька с Вадимом играют против Мишки и Рыбы. – Ну, делай по уму, – с отчаянием в голосе призывал Мишка Рыбу. – Делай… попробуй, если ни одного козыря нету! Швали всякой насовали, – злился Рыба, уткнувшись в веер карт. – Вам, наверное, пить захотелось? Давно не пили, – издевался Вадим, – какая это кружечка будет, пятая или шестая? – Шестая, – спокойно сказал Вилипутик. – Уйди отсюда! – заорал Рыба и заехал брату. – Быка не выиграешь, корову не проиграешь, правда, Вить? – обратился Вилипутик за помощью к вождю. Петька рассматривал карты из отбоя. Особенно непонятны ему картинки. Он медленно поворачивал карту набок, стараясь поставить короля на ноги. У короля почему-то замазана черными чернилами голова. Вторая голова – нормальная, белая. Петька поднял на больших глаза и спросил: – А негры за кого, за наших или за немцев? Никто не ответил, все задумались. – Дурак ты, Петька! – вмешался, потирая затылок, Вилипутик. – Немцы бывают разные и негры разные тоже. – Кто дурак? – возмутился Петька и поднялся, готовый драться сейчас же, здесь же. – С погонами! – перебил его Вадим и пристроил на плечи Рыбе пару «шестерок». – Может, и водички попить захотелось? – Пожалуйста, – Вилипутик протянул брату кружку. Рыба одной рукой выхватил кружку, а другой отвесил Вилипутику оплеуху. – Проиграл и не злись, – вступился за Вилипутика Мишка. Он взял кружку и стал пить воду с шутовским удовольствием на лице, потешая пацанов. Треск мощных мотоциклетных двигателей был сначала тихим, далеким, но все за столом насторожились. Треск приближался. Два больших трофейных мотоцикла вывернулись из-за угла дома и, подъехав на скорости к столу, резко остановились. – Зверь, – успел сказать Вилипутик. На первом мотоцикле сидел один, на другом – двое. Наступила тишина. Мотоциклисты молча смотрели на сидящих за столом, а те старались не смотреть на мотоциклистов. Первый – Зверь, со светлыми вьющимися волосами и красивым лицом, в своей знаменитой кожанке. За ним – здоровый, рыжий, остриженный наголо – Кот; последний – маленький, чернявый, с темными мелкими глазками, его кличка Дохлый. Это они приходили в клуб. – Ну что, пацаны, в картишки сыграем? – спросил наигранно лениво Зверь и слез с мотоцикла. Двое пацанов вскочили с лавки, освобождая место. За Зверем оставили мотоцикл Дохлый и Кот и тоже сели на освобожденные сразу же места. Они сидели по обе стороны Витьки, а напротив – Зверь. – Что, Витя, сыграем? – спросил Зверь тем же тоном, тасуя карты. Витька молчал, уставившись взглядом в стол. Из-за угла дома, откуда вывернулись мотоциклы, выходит Скрипкин. Он в низко надвинутой старой милицейской фуражке и в застегнутой под самое горло длинной и толстой темно-синей шинели. В руке у него маленький черный ученический портфель. Он идет неторопливо, а вернее – тяжело, и нетрудно рассмотреть его большое, немного одутловатое лицо, низкий лоб с тремя глубокими морщинами и маленькие глубокие глаза под лохматыми бровями. На лице – крупные капли пота. – Скрипкин, – шепнул Вилипутик. Пацаны дернулись, но остались на месте. Зверь спокойно продолжал тасовать карты. Скрипкин подошел к столу и из-за Витькиной спины протянул Зверю большую с толстыми пальцами ладонь. |