Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
– Отец у меня – старший матрос, на всех морях и океанах побывал, но нигде таких красивых рассветов и закатов не видел! Не верите? А вы оставайтесь. Отец придет, и мы втроем полезем на крышу закат смотреть! – Нет уж, спасибо, – пряча усмешку, отказывается Анна. – Вы только не сказали, как вас зовут! – Это уже не важно, – говорит Анна и делает к двери шаг, чуть не вплотную приблизившись к неподвижно стоящему юноше. – Да пустите же! – возмущается Анна. Юноша испуганно отшатывается, где-то что-то падает, но Анна не обращает на это внимание. – Привет Кузьмичу! – насмешливо бросает она на ходу. 27. Поселок Большие Сосны. Тогда же Анна направляется к знакомой машине, у которой передний бампер привязан мужскими подтяжками. Водитель услужливо открывает перед ней дверь. В этот момент к остановке подъезжает автобус и из него осторожно выходит Кузьмич. Он на костылях, нога в гипсе. Анна смотрит на него удивленно и растерянно. – Ах ты, чёрт, – сердится она на себя и, чуть помедлив, садится в машину. 28. Костюмерная «Мосфильма». День Анна – в парадном костюме и гриме императрицы Анны Иоанновны. Смотрит на себя в зеркало. Костюмеры и гримеры умиленно улыбаются. Стремительно входит режиссер. Он немолод, с дымящейся трубкой. – Ты – это она! – говорит режиссер, указывая на большой портрет императрицы Анны Иоанновны на стене. Та в три раза толще нашей Анны. В глазах Анны Сапфировой сомнение. – А тебе не кажется, что она была покрупней меня? Режиссер отмахивается: – Пустяки! Тогда была мода на полноту, и придворные художники выдавали желаемое за действительное. Правда жизни не есть правда искусства. Это твоя, понимаешь, твоя роль! – А говорят, ты на нее пробовал Тюкину. – Кто тебе сказал эту чушь? – возмущенно восклицает режиссер. – Да я с Тюкиной на одном гектаре не сяду! Он садится в кресло и сердито пыхтит трубкой. Похоже, Анне нравится быть императрицей. – Я слышала, что сейчас снимаются два фильма про Петра Первого и три про Ивана Грозного. Что, какая-то мода на царей? – интересуется она, оглядывая себя со всех сторон. – Не мода, Анечка, а политика, большая политика, – немного снисходительно отвечает режиссер. – Политика? – искренне не понимает Анна. – Наш народ оказался не готов к демократии, и его снова приучают к старой доброй идее самодержавия. Царь батюшка – просто и ясно. – Неужели опять будут цари? – недоумевает Анна. Режиссер кивает: – Только по-другому будут называться. – А вот был один царь, который добровольно оставил трон и остаток своей жизни прожил как простой человек, – сообщает она с улыбкой. – Федор Кузьмич? Это легенда… Я, Анечка, поражаюсь твоей наивности. Ну кто это и когда добровольно оставлял трон? Вот ты – царица русской сцены. Ты сама ее покинешь? – Нет! – без раздумий отвечает Анна и прибавляет решительно: – Я умру на сцене. Я знаю это точно. – И я знаю, что мое последнее слово в этой жизни будет «Мотор!»… – говорит режиссер и хмурится. – Но не будем раньше времени о неприятном. Ты лучше скажи, где мне взять старух-фрейлин. В нашем актерском цехе их не осталось. Все натянулись так, что грим не держится. Он смотрит на Анну вопросительно. Ей не нравится эта тема. – А ты возьми мужчин, – неожиданно предлагает она. Режиссер громко хохочет. – Как в театре кабуки? Это мысль! Анна усмехается. – В определенном возрасте вас и гримировать не надо, только в платье одеть. – Ты имеешь в виду кого-то конкретно? – хмурится режиссер. – Возьми хотя бы Бриля, я играю с ним в «Чайке». – Очень благородная протекция со стороны бывшей супруги, – с легкой усмешкой произносит режиссер. – Вылитая старушка! – подкрепляет свою идею Анна. – Да, не любишь же ты нашего брата, – задумчиво произносит режиссер. – Интересно, с каким чувством ты произносишь монолог Аркадиной на коленях? – С чувством глубокого отвращения, – не задумываясь, отвечает Анна и вдруг вспоминает: – Чёрт! У меня же сегодня спектакль! Ну что стоите? – сердито обращается она к костюмерам. – Снимайте с меня эти фальшивые брюлики! 29. Театр. Вечер Анна – Аркадина стоит на коленях перед Брилем – Тригориным. И в самом деле, партнер выглядит неважно. Анна-Аркадина: Мой прекрасный, дивный… Ты страница моей жизни! Моя радость, моя гордость, мое блаженство! (Обнимает колени.) Тригорин морщится от боли, шепчет: – Не так сильно, ты же знаешь у меня артроз! Анна-Аркадина (сжимая еще сильней): Если ты покинешь меня хоть на один час, то я не переживу, сойду с ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель… 30. Там же Занавес. Поклоны, аплодисменты. Тригорин с удовольствием кланяется. Анна (насмешливо стоящей рядом актрисе): Наша бабушка сегодня в ударе. 31. Грим-уборная в театре Собираясь уходить, Анна красит губы той самой «счастливой» помадой. Глаза ее закрываются от усталости. – Боже, как я хочу спать, – произносит она. Глянув на помаду, которой осталось совсем немного, Анна закрывает тюбик и бросает в урну. 32. Квартира Анны на Остоженке. Ночь Глаза Анны закрыты, и она все делает, как во сне, повторяя время от времени: – Спать. Пьет кефир в кухне. – Спать. Идет в ванну. – Спать… Выходит в ночной рубашке. – Спать… Ложится в постель. – Спать… И тут же глаза открываются – в них нет ни капли сна. 33. Спальня в квартире Анны На тумбочке – рассыпанные таблетки снотворного. Анна лежит без сна посреди кровати под балдахином на спине и смотрит неподвижно вверх. За окном рассвет. Анна встает, надевает очки, смотрит в телефонную книгу, набирает номер. – Алло, – звучит сонный раздраженный женский голос. – Это туристическое агентство? – Вы с ума сошли! Пять часов утра! – Это Анна Сапфирова. Извините, что разбудила, но, давая мне этот телефон, вы сказали, что я могу звонить в любое время. |