Книга Бегущий без сна. Откровения ультрамарафонца, страница 28 – Дин Карназес

И тут в довершение ко всем неприятностям и фонарик, и мигалка ни с того ни с сего потускнели. Я остановился и поменял батарейки на запасные, но по каким-то причинам фонари все равно светили очень тускло. Неужели новые батарейки оказались севшими? Или проблема с лампочками?

Мне не оставалось ничего, кроме как бежать дальше. Тропа впереди была совершенно черной, из ниоткуда передо мной возникали ветки и сучья. Вытянув руку вперед, я едва мог различить кончики пальцев. И вдруг каким-то странным образом я начал видеть зеленые очертания всего, что было вокруг, как будто я смотрел сквозь прибор ночного видения. Тропа и растения начали просвечивать, как на негативной пленке. Что такое вообще происходит?

Я посмотрел на небо и не увидел ни одной звезды, ни Млечного Пути, ни Большой Медведицы. В такую безоблачную ночь в горах должно быть видно тысячи мигающих звезд. Но сейчас все покрывала темнота.

И вот тогда я понял, что слепну.

Это называется никталопия, или ночная слепота – временное снижение способности организма к выработке родопсина, зрительного пурпура, химического вещества, необходимого для восприятия предметов в сумерках. Причиной может быть низкое давление или длительное воздействие яркого света днем.

Меня мучили мозоли и мышечные судороги, но сейчас, когда я мог видеть на расстоянии всего полуметра, слепота становилась серьезным препятствием на пути к финишу. КП на озерах Оберна, отметка 85 миль (136,6 километра), был довольно близко, до меня даже долетало эхо голосов и музыки. Направив мигалку вперед, я двинулся очень медленно, едва переставляя ноги, и все равно каждое движение отдавалось сильной болью. Я заметил, что делаю короткую передышку после каждого шага, и мне приходится быть предельно внимательным, чтобы двигаться по тропе более-менее прямо, не виляя туда-сюда. В итоге я решил сесть и собраться с мыслями. Меня угнетала перспектива двигаться со скоростью улитки.

Весь в ушибах и кровавых подтеках и вообще совершенно не в той форме, чтобы пробежать оставшиеся до финиша двадцать пять километров, я сел на обочину с мерзким чувством, что вот тут-то моя прогулка и закончилась. Кроме всего прочего, я ничего не видел. Возможно, мне следовало быть благодарным, что я столько протянул. Я пробежал почти сто тридцать семь километров по одной из самых экстремальных трасс в мире, я проявил силу и решительность, я преодолевал трудности одну за другой, это весомое достижение. Но мне было мало этого.

Бывает, мечты умирают постепенно. Сначала нас охватывает страсть, и мы придумываем себе мечты, мы воображаем бесконечные возможности. Но возможности иссякают, а мечты не воплощаются с тем же рвением, с которым их задумывали. Медленно и почти незаметно они вянут и становятся эфемерными. Люди, чьи мечты умерли, становятся пессимистами или циниками. Они считают потраченным впустую то время, что у них ушло на достижение мечты. Душевные раны не заживают никогда. «Это невозможно, – говорят они, когда ты описываешь им свою мечту, – этому не случиться никогда».

Вот и моя мечта умирала. Я не хотел сдаваться, но сил сделать хоть что-то не оставалось совсем. Я решил сидеть тут и ждать первого же пробегающего мимо участника, чтобы попросить его вызвать помощь из медпункта на КП у озер Оберна, до которого отсюда было меньше полутора километров. Я лег на землю и тут же задремал.

Проснувшись в полном замешательстве, я в первую секунду не мог понять, где нахожусь. Сон длился всего минут пять, но я, должно быть, так глубоко в него провалился, что очнулся как в трансе. В итоге я собрался с мыслями и обнаружил прекрасное звездное яркое небо – ко мне частично вернулось зрение.

Внезапно вспыхнула надежда: если я могу видеть, значит, я могу двигаться вперед, могу идти к своей мечте. Да, медленно, но в любом случае это лучше, чем когда тебя несут на носилках.

Я сел, включил налобник и мигалку – свет оказался слабым и рассеянным, но он был! Нужно идти, хватит тормозить.

Первые несколько шагов ноги казались каменными, боль молнией простреливала от ступни до тазовой кости. Я продолжал хромать и теперь уже отчетливо слышал, как совсем рядом играет рок-музыка – до КП оставалось меньше километра.

Чудесное исцеление продлилось недолго, зрение снова начало падать, и я двинулся вперед вслепую.

КП был так близко, что слова песен и смех, эхом разносившиеся по горам, слышались уже совсем отчетливо. Мне показалось очень странным, что горевшие огни светились всеми цветами радуги. Я решил, что это еще один эффект ночной слепоты, и потряс головой, чтобы четче видеть, но ничего не изменилось.

Подойдя ближе, я обнаружил, что… они на самом деле были разноцветные. Кто-то развесил в лесу множество новогодних гирлянд, наверное, чтобы запутать меня, я был в этом уверен.

В медпункте играла песня The Rolling Stones. When the whip comes downnn… yeah, when the whip comes down! Когда опускается кнут. Подходящая песня для такого дня. Меня посадили на стул и начали задавать вопросы, они один за другим сыпались из мрака.

– Мне кажется, я в порядке, – удалось мне вставить. – Но пару километров назад я слетел с катушек. Я с трудом вижу.

– Ой, это нормально, – услышал я бодрый ответ, – мы это исправим. Эй, Боб, принеси сюда коробку для рыболовных снастей, ту, в которой батарейки. У парня умирает фонарик.

– Нет, – сказал я, – это не батарейки.

– И это не беда, – весело ответил он, – у нас и запасные лампочки есть.

– Это не батарейки и не лампочки… Проблема во мне. У меня что-то со зрением.

В толпе кто-то заохал, и парень, который мне помогал, брызнув на меня слюной, произнес: «О господи!»

Теперь все роились вокруг меня. Музыку выключили, и я слышал перешептывание. Кто-то подошел ко мне сзади и начал массировать плечи и шею.

– Но ты все еще неплохо выглядишь, – сказал этот человек, – плохо только с глазами.

Я слышал шуршание, шаги и голос еще одного волонтера. Он несколько раз откашлялся, как будто начинал речь на общем собрании.

– Итак, вот что мы сделаем. Мы тебе выделим раскладушку, и ты сможешь поспать, там удобно. А потом, уже утром, мы отвезем тебя на лошади… Ну, как тебе такая идея?

– Ну, – сказал я, запинаясь, – идея неплохая, но меня смущает одна маленькая деталь. Я собираюсь бежать дальше.

Послышалось бормотание.

– Но как ты собираешься это делать? – спросил кто-то. – Ты же ничего не видишь.

– Хороший вопрос, – ответил я. – Но на данном этапе меня совсем не волнуют детали.

Это была шутка, но никто не засмеялся.

Кто-то принес блюдо с шоколадными кексами. Вгрызаясь в один, я почувствовал, что в них добавили кофейные зерна.

– Ух ты, – улыбнулся я, – вот что вернет меня к жизни.

Кто-то из толпы посмеялся над моей попыткой пошутить, но мне кажется, смешным было то, как я безобразно ел.

Через несколько минут кофеин и сахар начали действовать, меня тряхнуло, как на электрическом стуле. Никогда раньше я не ел цельные кофейные зерна, и эффект был потрясающий – я почти мгновенно взбодрился.