Книга Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи, страница 60 – Михаил Вострышев

И вот все посланцы, кто имел какое-либо положение, а не принадлежал к низшей свите, собрались выпить отвальную в доме Лефорта. Отъезд был назначен через два дня, коней уже подготовили на подставах, на шведскую границу дали знать, что посольство скоро появится у них.

Обычно из Московии ездили в земли австрийского цесаря двумя путями: через Киев и Краков или через Смоленск, Вильну и Бреславль. Но сейчас в Польше по всем дорогам бродили мятежные войска, которые несколько лет не получали жалованья и от голода стали грабить королевские поместья, села и деревеньки. Поэтому Петр назначил круговой, но безопасный путь: через Псков, Ригу, Кёнигсберг и Дрезден.

Князь Борис Алексеевич Голицын (1651–1714)

Князь Федор Юрьевич Ромодановскй (около 1640–1717)

Кроме отъезжающих в дальний путь послов собрались к Лефорту во главе с царем трое знатнейших московских вельмож: боярин Лев Кириллович Нарышкин, князь Борис Алексеевич Голицын и князь Петр Иванович Прозоровский. Первому из них государем поручены военные дела, второму – посольские, третий ведает судебными делами. С общего согласия они могут всем распоряжаться именем самого государя. Москву Петр поручил своему ближайшему стольнику и другу князю Федору Юрьевичу Ромодановскому – главному начальнику Преображенского и Семеновского полков.

Кроме молодых и старых дворян, бояр и князей, иностранных послов, приезжих и местных иностранных купцов и моряков, приглашенных на пирушку с дочерьми и женами, немало расселось кучками и рядами по стенам парадных покоев боярынь и дворянок, наряженных в непривычные заморские робы. Глядят, как пируют их мужья, отцы и братья. Сами угощаются, по обычаю, сластями, легкими заморскими винами и домашними наливками.

Среди других выделяется своей красотой и скромным видом жена стольника Федора Матвеевича Пушкина – Ольга, урожденная Соковнина. Ее отец, царский сокольничий, втайне принадлежит к капитоновской ереси.

Он крайне недоволен новыми порядками, заведенными царем, и все ждет скорого пришествия антихриста. По мнению старика, времена пришли, и Русь стоять не может, когда в ее благочестном царстве завелись басурманские порядки и обычаи.

Ольга Соковнина в свое время была в числе невест, представленных на выбор юному Петру. Она очень понравилась юноше. Но близкие нашли, что Евдокия Лопухина больше подходит Петру, и сумели расстроить сближение между ним и Соковниной. Ее скоро отдали замуж за Федора Пушкина – пьяницу и недалекого человека. И гордая красавица затаила в себе любовь к бывшему своему царственному жениху.

Здесь, на ассамблее, присутствуют два брата Ольги – Иван и Федор Соковнины. Муж ее тоже, по обязанности стольника, пришел с царем. Будучи в гостях и свободный от своих обязанностей, он ревниво следит за женой, глаз с нее не спускает. Давно уже шепнули ему, будто Ольга была Петру больше, чем невеста. И жгучая недоверчивость, злая ревность мучит Пушкина.

Сама Ольга тоже неспокойна. Она то и дело поглядывает на входную дверь, словно ожидая кого-то. Даже царь, проходя мимо с Мазепой и Меншиковым, заметил ее беспокойство.

– Не батюшку ли выглядываешь, мин-фрау? – спросил он красавицу, ласково касаясь ее щеки, не набеленной, не нарумяненной, как у других.

– Нет, мин-гер, государь! – ответила она. – Не будет батюшки – нездоровится ему. Так, гляжу, не подъедет ли кто.

– Кому подъехать? И то горницы полны. Али зазнобу ждешь? Иного нашла, нас разлюбила? – пошутил Петр, любуясь смущением пышной, разгоревшейся лицом красавицы, и пошел дальше, продолжая разговор с Мазепой.

– Два слова, государь, – осторожно потянул царя за рукав Меншиков.

– Тебе что, Алексаша?

И оба отошли в сторонку.

Ольга Пушкина, которая до этого видела, как к Меншикову подошел появившийся из прихожей Шафиров и что-то шепнул своему любимцу, разволновалась и не сводила взора с Петра.

КнязьАлександр Данилович Меншиков, фаворит Петра I (1673–1729)

Выслушав тихий доклад Меншикова, Петр вместе с ним двинулся к выходу, сказав по дороге хозяину, который уже спешил наперерез державному гостю и другу:

– Не трудись, я сейчас. Спрашивают там меня по делу.

В обширной, полуосвещенной горнице, выходящей на черное крыльцо, Петр увидел двух стрельцов, лично ему неизвестных. Это были пятисотенный Стремянного полка Ларион Елизаров и пятидесятник Григорий Силин. Оба упали в ноги царю.

– Встаньте. Будет вам землю лбами колотить. Что за тайное дело у вас ко мне? Ну, говорите.

– Измена. На жизнь твою уговор великий, – наклонясь к царю и боязливо озираясь, полушепотом объявил Елизаров.

– Умысел… На меня… Откуда узнали? Кто умыслил? Говори!

– Вот он оповестил, – указывая на Силина, ответил Елизаров. – Его подбивали на царское твое погубительство. А кто – сказать боязно. Больно они люди к твоей царской милости ближние.

Веры, поди, не дашь. Да и стены услыхать могут. А другое – время не терпит. Сей миг бы поспешить.

Изловить злодеев можно, на гнезде всех изловить.

– Сейчас? Изловить? Ладно. Алексаша, побудь здесь с молодцами. Я вернусь в горницы, захвачу еще кой-кого.

И Петр, оставив доносчиков с Мешиковым, появился снова в покоях, где подозвал к себе человек шесть самых близких друзей.

– Ну, друзья милые! – громко обратился царь ко всем гостям. – Прошу простить. Уезжаю на часок. Делишко есть одно невеликое, но спешное. Прошу веселиться по-прежнему да меня поджидать. Никому не уезжать, пока не вернусь.

И быстрыми шагами покинул пирушку.

Несмотря на спокойный тон речей Петра, все почуяли недоброе. И веселье сменилось унылым похоронным настроением.

Быстро мчатся сани, в которых сидят Петр с Шафировым. Оба доносчика – на запятках. Вот доехали до первого караульного поста. Здесь Петр приказал обоим стрельцам сойти и отдал их под стражу.

– Может, сами они и есть изменники, – шепнул Петр Шафирову. – Надо сначала дело разобрать.

И вдвоем помчались дальше, в Замоскворечье.