Книга Иов, или Комедия справедливости, страница 23 – Роберт Хайнлайн

– А что случилось с айсбергом?

– Не знаю, Алек. В воду мы упали вместе. Ты схватил меня и оттащил подальше от корабля. Именно это нас и спасло. Однако было так темно, как бывает только в декабрьские ночи, поднялся сильный ветер, и в непроглядной тьме ты врезался головой в лед. Вот тогда я тебя чуть не потеряла. От удара ты лишился чувств и выпустил меня. Я ушла под воду, нахлебалась, потом всплываю, отплевываюсь, а тебя не нахожу. Алек, я никогда в жизни так не пугалась! Тебя нигде не было. Я ничего не вижу, шарю вокруг, а тебя нет; зову тебя, а ты не откликаешься.

– Прости меня.

– И тут я запаниковала, решила, что ты утонул. Или тонешь, а я ничем не могу помочь. Я заметалась в воде то туда, то сюда и случайно наткнулась на тебя… И как только я к тебе прикоснулась, и все стало хорошо… хоть ты и не подавал признаков жизни. Но я проверила, сердце у тебя билось сильно и ровно, значит в конце концов все должно было обойтись. Тогда я перевернула тебя на спину и приподняла тебе голову над водой. Ты долго не приходил в себя, но теперь все в полном порядке.

– Нет, ты не запаниковала, иначе я бы давно утонул. А ты сделала то, что удалось бы немногим.

– Ничего особенного: два летних сезона подряд я работала спасателем на пляже к северу от Копенгагена, а по пятницам даже проводила инструктаж. Обучила множество девчонок и мальчишек.

– Не терять головы в кромешной тьме – этому не научишься. Так что не скромничай. А что с кораблем? И с айсбергом?

– Алек, я же говорю – не знаю. Я огляделась только после того, как нашла тебя, убедилась, что ты жив, и потащила тебя за собой, как на буксире. Все уже было так, как сейчас. Одна черная пустота.

– Может быть, корабль затонул? Ведь удар был хоть и один, но очень сильный. А не было ли взрыва? Ты ничего не слышала?

– Никакого взрыва я не слышала. Только свист ветра и грохот – ну, ты это тоже слышал, – а потом какие-то крики, но уже после того, как мы упали за борт. Если корабль и потонул, то я этого не видела. Алек, последние полчаса у меня под головой не то подушка, не то матрас. Может быть, корабль действительно пошел ко дну, и это обломок кораблекрушения?

– Не обязательно. Но особой радости не вызывает. А зачем тебе эта штука?

– Она может пригодиться. Если это подушка или подстилка с шезлонга на палубе, то они набиты капоком и послужат своего рода спасательным средством.

– Вот и я о том же. Если это спасательная подушка, то почему она только под головой? На нее лучше залезть.

– Для этого мне придется тебя отпустить.

– Маргрета, когда мы выпутаемся из этой истории, будь так добра, дай мне хорошего пинка. Ну вот, похоже, я уже совсем пришел в себя; давай-ка проверим, что ты нашла. Методом Брайля.

– Хорошо. Но я не хочу отпускать тебя в такой темноте.

– Любимая, я не меньше тебя заинтересован в том, чтобы не потеряться. О’кей! Сделаем так: держись за меня одной рукой, а другую закинь назад и покрепче ухватись за подушку, или как ее там… Я же повернусь и, не отпуская тебя, попробую по твоей руке дотянуться до подушки. А потом посмотрим, то есть пощупаем то, что нам досталось, и решим, как с ним поступить.

Это оказалось не подушкой и даже не подстилкой; это был (как удалось выяснить на ощупь) матрасик для солнечных ванн, примерно футов шесть в ширину и немного больше в длину. На нем вполне хватало места для двоих – и даже для троих, если они хорошо знакомы. Да, это почти так же великолепно, как если бы нам подвернулась спасательная шлюпка. Нет, даже лучше! Плавучий матрас в придачу к Маргрете! Я вспомнил малопристойный стишок, который украдкой декламировали семинаристы: «Если чашу красотка наполнит вином и возляжет со мной на ковре травяном…»

Взобраться на матрас, верткий, как червяк на крючке, да еще в ночь, что чернее угольной кучи, не просто трудно – невозможно. Однако же мы совершили невозможное: я обеими руками вцепился в матрас, а Маргрета медленно соскользнула с меня на него. Потом она помогала мне, пока я дюйм за дюймом заползал на прогибающуюся поверхность.

Я неловко оперся на локоть, слетел в воду и тут же потерял матрас из виду. Пришлось, ориентируясь на голос Маргреты, снова добраться до матраса и медленно, с превеликой осторожностью карабкаться на него.

Опытным путем мы обнаружили, как лучше всего использовать пространство и удобства, предоставляемые матрасом: надо улечься рядом навзничь, распластавшись, подобно морской звезде, то есть широко раскинуть руки и ноги, как человек с рисунка Леонардо да Винчи, чтобы занять как можно большую площадь.

– Ты как, родная? – спросил я.

– Все в полном порядке.

– Чего-нибудь хочешь?

– Ничего. Кроме того, что у нас уже есть. Мне удобно, я отдыхаю, и ты со мной.

– Присоединяюсь. Но чего бы ты хотела, если бы можно было получить все что угодно.

– Что ж… Горячий пломбир.

Я обдумал эту идею.

– Нет. Шоколадный пломбир с зефирным кремом и коктейльной вишенкой. И чашку кофе.

– Чашку шоколада. Но я настаиваю на горячем пломбире. Я полюбила его, когда была в Америке. Мы, датчане, готовим множество всяких десертов с мороженым, но заливать мороженое горячим шоколадным соусом нам в голову еще не приходило. Горячий пломбир. И лучше сразу двойную порцию.

– Договорились! Плачу за двойную порцию, раз тебе так хочется. Пойду на риск, я ведь заядлый игрок… А ты спасла мне жизнь.

Она ласково погладила меня по руке:

– Алек, ты смешной… и я счастлива. Как думаешь, мы выберемся отсюда живыми?

– Не знаю, родная. Парадокс жизни в том и заключается, что из нее практически никто не выбирается живым. Но твердо обещаю одно: я сделаю все, что в моих силах, чтобы раздобыть для тебя горячий пломбир.

Нас разбудил свет дня. Да, я заснул, и Маргрета тоже. Когда я проснулся, она еще спала, тихонько посапывая. Я лежал тихо, пока не увидел, как она открывает глаза. Я не думал, что смогу заснуть, но не удивляюсь (теперь), что нам это удалось, – отличная постель, полная тишина, чудесная температура воздуха, усталость… и абсолютное отсутствие каких-либо причин для незамедлительного беспокойства, ибо решить наши проблемы мы не могли – во всяком случае, до рассвета. По-моему, я заснул с мыслью, что Маргрета права: горячий пломбир лучше шоколадного с зефирным кремом. Помню, что мне приснился псевдокошмарный сон, в котором я зачерпывал щедрую порцию пломбира, подносил ложку ко рту… и обнаруживал, что она пуста. Наверное, от этого я и проснулся.

Маргрета повернулась ко мне и улыбнулась; она выглядела лет на шестнадцать, и вид у нее был самый ангельский («…как двойни молодой серны. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе…»).

– Доброе утро, красавица.

Она хихикнула:

– Доброе утро, прекрасный принц! Хорошо ли почивали?